— Потому что ты представилась так, будто раньше мы никогда не встречались.

Оливии показалось, что он слегка покраснел. Возможно, лишь показалось. Под беззвездным небом, в слабом желтом свете фонарей трудно было сказать наверняка.

— И я… Я думал о тебе. Несколько лет. Я и не хотел…

Вероятно, ему приходилось непросто. Они пересекались в коридорах, ходили на одни и те же конференции и семинары. Оливия об этом не задумывалась, но теперь… теперь она невольно задавалась вопросом, что думал он.

«Он годами говорил и говорил об “этой удивительной девушке”, но волновался, что вы с одного факультета», — сказал ей тогда Холден.

Оливия столько всего напридумывала. И так ошибалась.

— Знаешь, тебе незачем было лгать, — сказала она без осуждения.

Адам поправил на плече ремень ее сумки.

— Я не лгал.

— В некотором роде да. Ты умалчивал.

— Верно. Ты… — Он сжал губы. — Ты расстроена?

— Да нет. Это не такая уж и плохая ложь.

— Не плохая?

Она на мгновение прикусила ноготь большого пальца.

— Я поступала намного хуже. И тоже не стала говорить о нашей встрече, даже после того, как все поняла.

— И все же, если ты чувствуешь…

— Я не расстроена, — сказала она нежно, но решительно.

И подняла взгляд на него, желая, чтобы он понял. Пытаясь понять, как ему сказать. Как показать ему.

— Я чувствую другое. — Она улыбнулась. — Радость, например. Что ты помнил меня с того дня.

— Ты… — Пауза. — Тебя нелегко забыть.

— Ха. На самом деле, нет. Я была никем… частью огромного потока поступающих. — Она фыркнула и опустила взгляд. Ей приходилось шагать намного быстрее него, чтобы не отставать. — Мой первый год был ужасен. Было очень тяжело.

Адам посмотрел на нее с удивлением.

— Ты помнишь свой первый доклад на семинаре?

— Да. А что?

— Ты свою краткую презентацию назвала сверхкраткой. И поставила на слайды картинку из «Звездного пути».

— О, да. Было такое. — Она тихо рассмеялась. — Не знала, что ты поклонник сериала.

— Был период. И еще я помню пикник в тот год, когда пошел дождь. Ты несколько часов играла в пятнашки с чьими-то детьми. Они от тебя были в восторге… младшего пришлось буквально отрывать от тебя, чтобы затащить в машину.

— Дети доктора Мосс. — Оливия посмотрела на него с любопытством. Поднялся легкий ветерок и взъерошил его волосы, но он, казалось, был не против. — Не думала, что ты любишь детей. Я полагала, совсем наоборот.

Адам вскинул бровь.

— Мне не нравятся взрослые люди за двадцать, которые ведут себя как малые дети. Но я ничего не имею против настоящих трехлеток.

Оливия улыбнулась.

— Адам, тот факт, что ты уже знал меня… как-то повлиял на твое решение притвориться, будто мы встречаемся?

Пока он искал ответ, у него на лице промелькнуло около десятка эмоций, и она не смогла прочитать ни одной.

— Я хотел помочь тебе, Оливия.

— Я знаю. Не сомневаюсь в этом. — Она провела пальцами по губам. — Только поэтому?

Он плотно сжал губы. Выдохнул. Закрыл глаза и долю секунды выглядел так, будто из него выдирают зубы и душу. Затем сказал, смирившись:

— Нет.

— Нет, — повторила Оливия задумчиво. — Кстати, мы пришли.

Она указала на высокое кирпичное здание на углу.

— Точно. — Адам огляделся, изучая улицу. — Отнести наверх твою сумку?

— Я… Может быть, позже. Мне нужно кое-что сказать тебе. Перед этим.

— Конечно.

Он остановился перед ней, и она, подняв голову, посмотрела на него, на очертания его красивого, родного лица. Между ними был лишь свежий ветерок и расстояние, которое Адам счел подходящим случаю. Ее упрямый, непредсказуемый фейковый парень. Чудесный, неповторимый. Восхитительно особенный. Оливия чувствовала, как грудь переполняют эмоции. Она глубоко вздохнула.

— Дело в том, что… Я была дурой. И все понимала неправильно.

Она нервно теребила прядь волос, затем рука ее опустилась к животу и… ладно. Ладно. Она скажет ему. Она сделает это. Прямо сейчас.

— Это как… как проверка статистической гипотезы. Ошибка первого рода. Опасная штука, правда?

Адам нахмурился. Он явно понятия не имел, куда она клонит.

— Ошибка первого рода?

— Ложноположительный результат. Решить, будто что-то есть, когда этого нет.

— Я знаю, что такое ошибка первого рода.

— Да, конечно. Просто… в последние несколько недель меня пугала мысль, что я могу неверно трактовать ситуацию. Могу убедить себя в чем-то, что не является правдой. Увидеть нечто, чего нет, просто потому что хочу это увидеть. Самый страшный кошмар ученого, да?

— Да. — Он хмурился. — Поэтому в анализах нужно устанавливать такой уровень значимости, чтобы…

— Но суть в том, что ошибки второго рода тоже плохи.

Оливия пристально посмотрела ему в глаза, нерешительно и в то же время настойчиво. Она была так напугана… так напугана тем, что собиралась сказать. Но в то же время радовалась, что он наконец-то узнает. Полная решимости извлечь это наружу.

— Да, — не спеша согласился он, слегка озадаченный. — Ложноотрицательные результаты тоже плохи.

— Вот в чем загвоздка с наукой. Нам вбивают в голову, что ложноположительные результаты — это плохо, но ведь ложноотрицательные тоже ужасны. — Она сглотнула. — Неспособность что-то видеть, даже если оно у тебя прямо перед глазами. Когда ты намеренно ослепляешь себя просто потому, что боишься увидеть слишком много.

— Ты хочешь сказать, что аспирантов некорректно обучают статистике?

Оливия коротко рассмеялась и почему-то вспыхнула, хотя их окружала темная вечерняя прохлада. У нее начало щипать глаза.

— Может быть. Но кроме того… Думаю, я вела себя некорректно. И я больше так не хочу.

Он сделал маленький шаг вперед, чуть сократив расстояние между ними. Он не вторгался в ее личное пространство, но все же оказался так близко, что она почувствовала его тепло.

— Оливия, что с тобой?

— Со мной столько всего случилось до нашего знакомства, и, кажется, меня это в каком-то смысле сломало. Я постоянно жила в страхе одиночества, и… я тебе потом расскажу, если захочешь. Но сначала мне нужно самой разобраться, почему я считала, что прятаться за стеной лжи лучше, чем признать хотя бы крупицу правды. И все же я думаю…

Она сделала глубокий прерывистый вздох. По ее щеке скатилась слеза, одна-единственная слеза. Увидев это, Адам одними губами произнес ее имя.