Адам медленно кивнул, весьма впечатленный этой тирадой.

— В одном латте с тыквенными специями столько же сахара, сколько в пятидесяти «Скиттлс»… и там вообще нет никакой тыквы. Сам погугли.

Адам смотрел на Малькольма, и лицо его выражало нечто близкое к восхищению. Холден встретился взглядом с Оливией и сказал ей заговорщическим тоном:

— У наших парней много общего.

— Это правда. Они считают, что ненависть к целым безобидным семействам продуктов питания — это черта характера.

— Тыквенные специи не безобидны. Это радиоактивная всепоглощающая сахарная бомба, проникающая во все виды продуктов, и она единолично несет ответственность за исчезновение калифорнийского тюленя-монаха. А ты, — Малькольм ткнул пальцем в Холдена, — ходишь по тонкому льду.

— Что… почему?

— Я не могу встречаться с человеком, который не уважает мою позицию в отношении тыквенных специй.

— Честно говоря, такая позиция не то чтобы вызывает уважение… — Холден заметил разъяренный взгляд Малькольма и примирительно поднял руки. — Я и представить себе не мог, детка.

— А стоило бы.

Адам весело цокнул языком.

— Да, Холден. Стоило бы. — Он откинулся на спинку дивана, и его плечо задело плечо Оливии. Холден показал ему средний палец.

— Адам знает и уважает позицию Оливии в отношении бургеров, а они даже не… — Что бы ни хотел сказать Малькольм, ему пришлось остановить себя. — Ну, если Адам знает о бургерах, то тебе стоит знать о тыквенных специях.

— Разве примерно двенадцать секунд назад Адам не был мудаком?

— Вот это поворот, — пробормотал Адам.

Оливия потянулась ущипнуть его за бок, но он поймал ее за запястье.

— Ты злой, — произнесла она одними губами.

Он просто улыбнулся своей злобной улыбкой и немного чересчур жизнерадостно посмотрел на Холдена и Малькольма.

— Да ладно. Это нельзя сравнивать, — говорил Холден. — Оливия и Адам вместе уже несколько лет. Мы познакомились меньше недели назад.

— Они не были вместе, — поправил его Малькольм, покачав пальцем. Рука Адама все еще сжимала ее запястье. — Они начали встречаться где-то за месяц до нас.

— Нет, — настаивал Холден. — Адам был много лет в нее влюблен. Наверняка он тайно изучил ее пищевые привычки, составил семнадцать баз данных и создал алгоритмы машинного интеллекта, чтобы предсказывать ее кулинарные предпочтения…

Оливия расхохоталась.

— Вовсе нет. — Все еще улыбаясь, она отпила глоток воды. — Мы не так давно встречаемся. С начала осеннего семестра.

— Да, но познакомились вы раньше. — Холден нахмурился. — Вы двое встретились в год перед твоим поступлением, когда ты приехала на собеседование, и с тех пор он сохнет по тебе.

Оливия покачала головой и рассмеялась, повернувшись к Адаму, чтобы разделить веселье. Вот только Адам уже смотрел на нее, и, казалось, ему не было смешно. Его взгляд был… каким-то другим. Может быть, беспокойным, или извиняющимся, или покорным. Может, он запаниковал? И внезапно, без предупреждения в ресторане воцарилась тишина. Стук дождя по окнам, болтовня людей, звон приборов — все это стихло, пол накренился, слегка затрясся, а воздух из кондиционера стал немного слишком холодным. Адам уже не держал ее за запястье.

Оливия вспомнила инцидент в туалете. Горящие глаза и влажные щеки, запах реагента и чистой мужской кожи. Размытый силуэт большой темной фигуры, стоящей перед ней, его глубокий, успокаивающий голос. Паника от того, что ей всего двадцать три, она одинока и понятия не имеет, что ей делать, куда идти и какой выбор будет правильным.

«Это достаточно веская причина, чтобы пойти в аспирантуру?» — «Это лучшая причина».

Внезапно все оказалось довольно просто. Все-таки это был Адам. Оливия была права.

Но она ошибалась, когда думала, что он не помнит ее.

— Да, — сказала она. Она больше не улыбалась. Адам все еще держал ее взгляд. — Видимо, так и есть.

Глава 22

Гипотеза: когда мне дают выбор между А (солгать) и Б (сказать правду), я неизбежно выберу… Нет. Не в этот раз.

Несомненно, Холден сильно приукрашивал свои байки, поскольку много лет ходил на курсы по стендапу, но все же Оливия безудержно хохотала над его рассказами.

— И вот меня будит этот льющийся сверху водопад…

Адам закатил глаза.

— Это была одна капля.

— Я недоумеваю, почему в домике идет дождь, но потом замечаю, что идет он с верхнего яруса кровати и что Адам, которому тогда было тринадцать…

— Шесть. Мне было шесть, а тебе — семь.

— …обоссал кровать, и моча просачивается сквозь матрас на меня.

Оливия прикрыла рот рукой в безуспешной попытке скрыть, как ей весело. Точно так же она потерпела неудачу, когда Холден рассказывал о щенке далматинца, который однажды укусил Адама за задницу, и о выпускном альбоме, где Адам занял первое место в рейтинге «Доведет тебя до слез».

Во всяком случае, сейчас Адам не смущался. И выглядел куда менее расстроенным, чем получасом ранее, когда Холден сказал: «Оливия, да он по тебе сохнет!» Что объясняло… так многое.

Может быть, всё.

— Чувак. Шесть лет. — Малькольм покачал головой и вытер глаза.

— Я был болен.

— И все же. Для такого инцидента ты был чересчур взрослый.

Адам просто смотрел на своего друга, пока тот не опустил взгляд.

— Э-э-э… А может, и не такой уж взрослый, — пробормотал он.

По пути к выходу Оливия заметила, что у кассы лежат печенья с предсказаниями. Она восторженно ойкнула, запустила руку в миску и выудила четыре маленьких пластиковых свертка. Потом вручила по одному печенью Малькольму и Холдену, а третье с озорной улыбкой протянула Адаму.

— Ты их ненавидишь, правда ведь?

— Да не то чтобы ненавижу. — Он взял печенье. — Просто думаю, что на вкус они как пенопласт.

— Пищевая ценность у них, вероятно, такая же, — пробормотал Малькольм, когда они скользнули во влажную вечернюю прохладу.

Как ни странно, у них с Адамом было много общего.

Дождь уже кончился, но улица блестела в свете фонаря. Легкий ветерок шевелил листья, стряхивая с них капли на землю. Оливия вдыхала полными легкими свежий воздух, такой приятный после нескольких часов в ресторане. Она закатала рукава и случайно коснулась рукой пресса Адама. Оливия посмотрела на него с игриво-извиняющейся улыбкой, а он вспыхнул и отвел взгляд.