И таковое прочтение пьесы Островского, само собой, было в разы более уместно в 80-е годы XX века, чем взгляд на нее через призму отжившего свое понятия «бесприданница». О нынешнем времени и говорить нечего: сегодня «Жестокий романс» выглядит едва ли не самым остроактуальным и животрепещущим из всех вообще рязановских фильмов.

После «Жестокого романса» Рязанов почувствовал себя окончательно созревшим для того, чтобы реализовать свою давнюю мечту — экранизировать «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова. «Три месяца пробивался к секретарю ЦК КПСС Михаилу Васильевичу Зимянину, — уже в 2002 году рассказывал об этом режиссер в интервью журналу „Искусство кино“. — Меня его сотрудники спрашивали, по какому вопросу, я уклончиво отвечал: „По поводу следующей работы“, но не говорил, что собираюсь экранизировать „Мастера и Маргариту“, так как понимал, что, узнав об этом, мне сразу откажут. Наконец Зимянин меня принял, выслушал и сказал: „Будем советоваться“. Я очень удивился, если секретарь правящей партии не может сам принять решение, а хочет с кем-то еще советоваться, то чем же он вообще занимается? Ведь по вопросам идеологии он самый главный в стране!

А позже меня вызвал Василий Филимонович Шауро, заведующий отделом культуры ЦК КПСС, человек рангом ниже Зимянина, и сказал: „‘Мастера’ делать не будем“. Почему — не объяснил. Вот и всё. Это был 1984 год, перед самой перестройкой. А когда она началась и появилась возможность вернуться к этому замыслу, я уже что-то снимал, к тому же многие сразу захотели ставить эту вещь — и Наумов, и Таланкин, и Климов. Роман-то замечательный!»

Экая досада; а ведь Рязанов мысленно уже проводил кастинг фантомного фильма: Воланда, по его разумению, должен был сыграть Валентин Гафт, Коровьева — Никита Михалков, Понтия Пилата — Евгений Евстигнеев, Мастера и Иешуа — Иннокентий Смоктуновский… Уже по этому перечню да по знанию того, в какой крепкой форме находился тогда режиссер Рязанов, можно предположить, что у него получилась бы экранизация булгаковского романа на все времена…

Гафт, кстати сказать, сыграл Воланда — в фильме «Мастер и Маргарита» Юрия Кары (1994). Кара — не самый крупный отечественный режиссер, и эта экранизация, к сожалению, ничем не выделяется из прочих его работ. Хотя даже она лучше одноименного телесериала Владимира Бортко (2005).

А счастье было так возможно…

Распрощавшись с перспективой снять «Мастера», Рязанов решил, что пришло время экранизации пьесы «Аморальная история». В апреле 1985 года они с Брагинским засели за сценарий, первоначально названный «Лестница» (возможно, отсылка к известному скетчу Аркадия Райкина о том, как человек поднимается по служебной лестнице, чтобы в конце концов кубарем с нее скатиться).

В мае «Лестница» была окончена, но Ермаш отказал в запуске этого сценария в производство. В течение трех последующих месяцев Рязанов так и не нашел никакой другой идеи для следующего фильма — и вместе с Эмилем Брагинским взялся написать еще один вариант сценария по «Аморальной истории». Эта версия уже получила окончательное название будущей картины — «Забытая мелодия для флейты».

Картина была запущена в производство в ноябре, но Рязанов был напряжен: активно разворачивающаяся в стране перестройка способствовала тому, что сценарий устаревал буквально на глазах. Поэтому вплоть до начала съемок соавторы неустанно подвергали «Забытую мелодию…» различным переделкам и переписываниям.

В предисловии к книжке с последним вариантом сценария, вышедшей в 1989 году, авторы писали: «…все, что было нами написано, снято на пленку. Но этого, увы, оказалось слишком много для фильма. Он шел бы не два часа с небольшим, как сейчас, а более трех часов. При монтаже пришлось сокращать, выбрасывать целыми сценами (а зачастую выбрасывать очень жалко!) и даже пришлось перестраивать всю композицию фильма».

Тем не менее в сценарии «Забытая мелодия для флейты» эпизодов, вовсе не вошедших в фильм, заметно меньше, чем в «Вокзале для двоих» — предыдущей работе Брагинского-Рязанова. Поскольку в картине вновь отсутствовал закадровый авторский текст, в нее не вошли прежде всего некоторые сатирические описания и отступления вроде этого:

«Главное управление свободного времени не отставало от всех остальных главных управлений, комитетов и министерств, которые расползались по телу Москвы как метастазы раковой опухоли. Все эти ведомства захватывали соседние дома, вышибая ни в чем не повинных жильцов на окраины города.

Главное управление свободного времени активно участвовало в перестройке. В первую очередь в перестройке оккупированного шестиэтажного здания».

Или:

«Свободу, неосторожно объявленную сверху, доверчивый народ принял всерьез. Особенно художники. Они выползли из подвалов, полуподвалов, чердаков, сараев и прочих щелей, заполнив собой и своими произведениями пригородный парк. На этом торжище демонстрировались все направления изобразительного искусства, начиная с так называемого социалистического реализма, разрешенного всегда, кончая всеми остальными течениями, которые не разрешались никогда…»

Герой был тот же, что и в «Аморальной истории» — чиновник Главного управления свободного времени (очередного вымышленного, но весьма правдоподобного учреждения во вселенной Брагинского-Рязанова) Филимонов. В пьесе главного героя звали Николаем, но в сценарии он стал Леонидом, поскольку Рязанов с самого начала решил, что отдаст роль Леониду Филатову.

И так же, как в пьесе, Филимонов всю дорогу разрывается между двумя женщинами, а фактически — между одной любимой женщиной и карьерой. Если он разойдется с давно разлюбленной супругой Еленой Федоровной (ее сыграла Ирина Купченко), то лишится поддержки влиятельного тестя. А если он к тому же открыто сойдется со своей возлюбленной медсестрой Лидой (звездная роль Татьяны Догилевой), то точно полетит кувырком с той самой карьерной лестницы, ибо «у нас дозволено все, но только шепотом» (слова коллеги Филимонова Суровой). Эту мысль развивает и другой коллега Леонида Семеновича — Мясоедов: «Жить с нелюбимой женой — у нас норма. А уйти к любимой женщине — это уже аморальная история». Что интересно, эта реплика имеется только в сценарии — ни в пьесе, ни в фильме ее нет.

А вот «Песня бюрократов» отсутствует в пьесе, но наличествует в сценарии и картине, специально для которой Рязанов ее и написал (и это, кажется, единственное из его сатирических стихотворений, положенное на музыку). В фильме песня на музыку неизменного Андрея Петрова звучит в закадровом исполнении Татьяны и Сергея Никитиных:

Мы не пашем, не сеем, не строим,

мы гордимся общественным строем,

мы бумажные, важные люди,

мы и были, и есть мы, и будем.

Наша служба трудна изначально,

надо знать, что желает начальник,

угадать, согласиться, не спорить

и карьеры своей не испортить.

Чтобы сдвинулась с места бумага,

тут и гибкость нужна, и отвага:

свою подпись поставить иль визу