пригласили пробоваться на главную роль, сразу сказала: „Ой, у вас тут вторая роль есть, давайте я лучше ее сыграю!“ Так и вышло. А Эльдар Александрович этот фильм курировал (режиссером картины был его пасынок Николай Скуйбин. — Е. Н.), заметил меня и пригласил на эпизод в „Вокзал для двоих“. Боялась я его страшно, но он своим тактом потряс: когда работает с актерами, он невероятно нежен, хотя и грубит иногда.

Дальше была „Забытая мелодия для флейты“. Снималась и понимала, что это один из самых счастливых периодов моей жизни. И сама себе говорила: „Лови момент и наслаждайся!“ Правда, сначала Рязанов нервничал, что не „ту“ взял, покрикивал: „Что за артистка, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может!“ — шумел. Но как только ему что-то понравилось, успокоился, и мы очень хорошо работали. И компания прекрасная была: Ширвиндт, Гафт, Ольга Волкова, про Филатова уж и не говорю. Все как соберутся, начнут лясы точить. Рязанов сам слушает и сам же кричит: „Выгоните этих сволочей на съемочную площадку!“ И все это — в кайф, потому что все довольны друг другом, все — в гармонии».

В действительности сам Рязанов в то время мог только мечтать о гармонии, а тем более кайфе. Съемки картины начались с большим опозданием — лишь в октябре 1986 года, поскольку до этого Филатов был занят работой в другом фильме, где у него также была главная роль (трехсерийный телевизионный «Претендент» Константина Худякова). И в это же самое время Рязанов внезапно заболел, практически оглохнув на одно ухо (произошло поражение ушного нерва). В итоге весь первый месяц съемок режиссер провел в больнице, одновременно умудряясь не только ежедневно выезжать на работу, но и проводить каждую ночь дома: соседство со стонущими и храпящими больными в общей палате не давало Рязанову заснуть.

Каждый день в восемь утра Эльдар Александрович являлся в больницу, где оперативно проходил утренние процедуры, — и уже к десяти часам отправлялся на съемку. В семь вечера он возвращался в больницу для часового сеанса в барокамере. Сверх того, эту изнурительную рабоче-лечебную пятидневку Рязанов добровольно превратил в семидневку. Именно тогда телевидение дало добро на передачу о Владимире Высоцком, неформальную заявку на которую режиссер подавал еще год назад. Ни в каких обстоятельствах не привыкший откладывать что-либо на потом, Рязанов немедленно выделил все свои субботы и воскресенья под работу над будущими «Четырьмя вечерами с Владимиром Высоцким»: основным их материалом стали многочисленные телеинтервью, взятые Эльдаром Александровичем у родственников, друзей и коллег покойного поэта.

Параллельная работа над «Забытой мелодией…» и передачей продолжалась вплоть до середины 1987 года. Закончены они были тоже практически одновременно. Премьера «Флейты» состоялась 1 октября; первая серия «Четырех вечеров с Владимиром Высоцким» вышла в телеэфир только 22 января 1988 года.

Едва ли не большинство поклонников режиссера именно «Забытую мелодию для флейты» считают последним истинно «рязановским» фильмом. Сегодня картину показывают по ТВ и пересматривают на видео, может, не так часто и охотно, как «Берегись автомобиля» и «Служебный роман», но уж точно чаще и охотнее, чем любую из последующих постановок Рязанова. Причем почти все уверены, что именно с этим фильмом закончилось сотрудничество Рязанова и Брагинского. На самом деле последней картиной по их совместному сценарию были «Тихие Омуты», вышедшие под занавес века, далеко не всеми виденные, а среди тех, кто видел, мало кому приглянувшиеся (и, честно говоря, заслуженно). Так что «Забытая мелодия…» зримо знаменует собой некий рубеж, после которого Рязанов как режиссер перейдет совсем в иное качество. Поначалу это будет особенно заметно: три последующих фильма Рязанова смело можно назвать «чернушными».

А о «Забытой мелодии для флейты» в 2015 году превосходно написал Станислав Зельвенский:

«Реальность уже пошла трещинами, но в „Мелодии“ еще нет той растерянности, которой отмечены последующие рязановские работы. Зато в избытке меланхолия, сдержанная грусть. Разумеется, не по советскому строю. Но Брагинский и Рязанов, кажется, прекрасно понимали, что осыпающийся, утекающий сквозь пальцы миф — это и их миф тоже. Рязанов умел и любил быть злым (вспомним, скажем, „Зигзаг удачи“), однако в истории неудачного грехопадения конформиста Филимонова не видно ни торжества, ни злорадства — одна искренняя тоска.

Первый, кто остается без работы после падения тирании, — сатирики, и не случайно события „Мелодии“ разворачиваются в эрзац-Минкульте, в приемных, знакомых Рязанову не понаслышке. Чем свободнее нравы, тем легче сесть в лужу — и фильм с его „Песней бюрократа“ в исполнении супругов Никитиных и прочими комическими куплетами прекрасно иллюстрирует эту несложную мысль. Но социальные типы еще не изменились, и Рязанов с Брагинским по-прежнему гениально их воспроизводят — и чиновника, и обитателей коммуналки, и образованную номенклатурную дочку. Тончайше чувствуя все еще советского человека, начиная от поведенческих и речевых характеристик (один Гафт, у которого были „шурочки-мурочки с одной медсестрой“, чего стоит) и заканчивая бытом. Квартиру Филимонова можно выставлять в музее: гжель и гарнитуры, фотографии Шукшина с Высоцким и ориентальные рисунки, чинзано и черная икорка из банки.

„Мелодия“ вызывает понятные ассоциации с „Осенним марафоном“: драма интеллигента в застойном Ленинграде, снятая главным конкурентом Рязанова на поляне лирической трагикомедии, становится драмой начальника в перестроечной Москве, обнаруживая не столько банальность эротической интриги, сколько запрограммированность, ограниченность мира, в котором пытались трепыхаться Филимоновы и Бузыкины, их вынужденную и противоестественную классовую близость. Интеллигент бегал под Андрея Петрова, начальник играл Андрея Петрова на флейте. Но этот мир подходил к концу, и в кинематографе Рязанова, начиная с „Мелодии“, прописался сюрреализм — потеряв нужду в одном эзоповом языке, режиссер по собственной воле поспешно переключился на другой. Что впоследствии приводило в основном к конфузам, но только не здесь: через коммунальное чистилище с солдатами и ликвидаторами, через тамбовский хор на авианосце эпоха дышит так, что дай бог каждому. Фирменный закадровый голос в „Мелодии“ сменился обрывками из теле- и радиотрансляций, которые постоянно — уже с титров — жужжат на заднем плане (примета перестройки — вечно включенный телевизор): вместо автора-всезнайки со зрителем теперь разговаривает само время. Но все еще — с безошибочно узнаваемыми интонациями».

Так все и есть — ни убавить, ни прибавить.

Заметки на полях. Рязанов и его книги

Киноповесть «Забытая мелодия для флейты» стала последним сочинением Брагинского-Рязанова, выпущенным отдельным изданием (стостраничная книжица увидела свет в 1989 году).

Долгое время Эльдар Рязанов как автор книг представлял собой лишь половину писателя Брагинского-Рязанова. Первым изданием, на обложке которого когда-то мечтавший стать писателем режиссер мог с гордостью прочесть свою фамилию, была повесть «Берегись автомобиля!», вышедшая в 1965 году. Потом были книжки «С легким паром! (Однажды в новогоднюю ночь…)», «Сослуживцы», «Старики-разбойники», «Родственники», «Притворщики», «Аморальная история». Были и сборники: прозы