Добром, VI). Нет в них и религиозной нетерпимости: «Хакон-конунг был хорошим христианином… Но так как вся страна была тогда языческой и жертвоприношения – в обычае, а в стране не было много влиятельных людей, он решил скрывать свое христианство. Пока он склонял к христианству только тех, кто был ему всего ближе. Из дружбы к нему многие тогда крестились, а некоторые даже оставили жертвоприношения» (Сага о Хаконе Добром, XIII). Эти неофиты – по крайней мере, самые радикальные из них – пошли в своем христианском рвении даже дальше конунга (отказавшись от жертвоприношений), потому что сам Хакон отнюдь не пренебрегал этой традиционной королевской сакральной обязанностью и торжественно приносил публичные языческие жертвы Одину и Тору.

При безусловной личной храбрости и других вполне викингских достоинствах, эти конунги в военном деле бывали осмотрительны и осторожны. Хакон раздумывает и советуется с ближними, «сражаться ли ему с сыновьями Эйрика, несмотря на их численное превосходство, или уходить на север, чтобы собрать больше войска» (Сага о Хаконе Добром, XXIII). Разительный контраст с призывом Олава: «Будем сразу же решительно наступать, тогда исход битвы может быстро решиться, даже если наши силы неравны» (Сага об Олаве Святом, CCXI). Именно в этом последнем сражении при Стиклестаде 31 августа 1030 г., в ответ на призыв Олава, в его войске родился боевой клич норвежцев:

Fram, fram,Kristmenn,Korsmenn,Kongamenn! —

«Вперед, вперед, люди Христа, люди креста, люди конунга [Олава]!» (Óláfs saga helga, CCXXVI). Однако он превратился в этот по сей день общенациональный боевой клич только после того, как память об Олаве восстановил и сакральный авторитет его утвердил сын и наследник Магнус Добрый, как следует из тронного прозвища, один из конунгов-конформистов.

Совершая свои преобразования, и при этом иной раз весьма дальновидные, эти конунги действуют так же осторожно, как и на войне, прежде всего заручившись поддержкой влиятельных предводителей знати и бондов. «Он учредил законы Гулатинга по советам Торлейва Умного и законы Фростатинга по советам Сигурда-ярла и других Тронхеймцев, которые считались наиболее умными» (Сага о Хаконе Добром, XI). «Конунг посоветовался с мудрейшими мужами, и законы были приведены в порядок. После этого Магнус-конунг велел составить сборник законов, который еще хранится в Трёндалаге и называется Серый Гусь (Gragas). Магнус-конунг приобрел в народе любовь. С тех пор его стали звать Магнусом Добрым» (Сага о Магнусе Добром, XVI). Эти три судебника, Законы Гулатинга, Законы Фростатинга и Грагас, действовали в Норвегии до XIII в. включительно.

На своих начинаниях, даже не слишком значительных, эти конунги далеко не всегда настаивают. «Он велел заложить там каменную церковь – но при нем ее постройка мало продвинулась – и достроить старую деревянную церковь» (Сага об Олаве Тихом, II). Но при том же Олаве численность королевской дружины резко возрастает, хотя он стремился сделать это не слишком заметно: «…Вам нет от этого угнетения, и я не хочу вас притеснять», – заявляет он бондам. Норвежское купечество при нем получило гильдейскую организацию. Был основан город Берген, крупнейший из торговых центров страны.

Именно конунги-конформисты поставили под контроль военную силу ледунга (Хакон Добрый), кодифицировали обычное право (Хакон, Магнус Добрый), довели до завершенности сословную стратификацию скандинавского общества (Олав Тихий). В напряженной обстановке, созданной репрессиями и террором конунгов-викингов, эти правители совершали осторожные, но дальновидные преобразования, определявшие раннефеодальное общественное устройство северных стран.

«Добрые», «Спокойные», «Мирные» конунги, сменявшие конунгов-викингов, закрепляли достижения своих воинственных предшественников и готовили почву для столь же активных преемников. Шло количественное накопление изменений, подготавливавшее качественные преобразования на пути феодализации скандинавских стран. В Дании и Норвегии этот процесс завершился примерно одновременно, около 1066 г., после гибели последнего из конунгов-викингов, Харальда Хардрады. В Швеции – позднее, при новой династии, основанной в 1060 г. гаутским ярлом Стейнкилем (сыном Рагнвальда, родича и наместника в Ладоге киевской великой княгини Ирины-Ингигерд, дочери Олава Шётконунга и жены Ярослава Мудрого). Стейнкиль, старший сын ладожского ярла, представлял собою скорее тип «конунга-конформиста» (видимо, как и брат его Эйлив, оставшийся на престоле в Ладоге; Улеб, третий из сыновей, наследовал психологию викинга и известен походом с новгородцами далеко на северо-восток, «за Железные Ворота», в 1040-х гг.). Стейнкиль, вернувшийся в Швецию из православной Руси, был благочестивым христианином, но не решился поддержать своего епископа Адальберта в намерении разрушить уппсальский храм язычников-свеев: «Но как узнал весьма благочестивый король Стейнкиль, поднялся среди народа ропот против такого умысла поклонников Божьих, и благоразумно отвратил он их от этого намерения и объяснил, что они будут тотчас же наказаны смертью, он же сам потеряет свою державу» (Адам Бременский, IV, 30).

Инги, сын Стейнкиля и его наследник на шведском престоле (1030–1112), запечатлен в «Херварарсаге» как конунг-викинг. «Инги был долго конунгом и был счастлив в друзьях и был хорошим христианином. Он отменил в Свитьоде языческие жертвоприношения и повелел всему народу принять христианство. Но свеи имели большую веру в языческих богов и сохраняли свои древние обычаи… На одном тинге, который свеи имели с конунгом Инги, они поставили ему условие: хочет ли он соблюдать древние законы или откажется от власти конунга…» Инги был изгнан, и престол занял его зять Свейн, согласившийся совершать жертвоприношения. Но через три года Инги вернулся с войском, Свейн Кровавое Жертвоприношение был убит, «Инги получил свою власть конунга над свеями и снова ввел тогда в закон христианство и правил государством до дня смерти». В правление Инги, видимо, было разрушено уппсальское святилище, сокрушены идолы Одина, Тора и Фрейра и окончательно прекратились языческие жертвоприношения Гамла Уппсалы (Ковалевский, 1977: 98–99).

4.6. «Святые короли» Севера

Первый национальный «небесный патрон» Скандинавии Олав Святой был убит своими бывшими подданными в походе «с Востока», который можно было бы считать первым Крестовым походом: воины его еще на Руси пометили свои шлемы знаком креста. Впрочем, христианская церковь, подчиненная датским конунгам, выступила против Олава и даже отказала ему в погребении (Сага об Олаве Святом, CCXXXVIII–CCXLIII). Лишь после смерти Кнуда и утверждения на норвежском престоле Магнуса, сына Олава, стихийно возникший в Тронхейме культ Олава Святого стал официальным государственным культом, а конунг провозглашен церковью «вечным королем Норвегии, perpetuus rex Norvegiae (История Норвегии, 1980: 140).

Норвегия, для которой в это время вопрос самостоятельного существования и самосознания стоял особенно остро, опередила в этом отношении другие Скандинавские страны, и культ Олава Святого (в своем последнем походе 1030 г. успевшего также окрестить жителей о. Готланд) поэтому стал общескандинавским христианским культом. Вскоре, однако, и в Дании был канонизирован погибший после семилетнего правления конунг Кнуд, сын Свейна. Кнуд Свендсон пал в бою во время восстания бондов в 1086 г., которое переросло в общедатскую междоусобицу, растянувшуюся на три