Шрифт:
Закладка:
Факты не сопоставляются друг с другом, достоверность всего сказанного сомнительна, кроме того, что он сам видел своими глазами, но Кеннет слышит восторг в словах Харона. Самый что ни на есть неподдельный и всеобъемлющий восторг.
Нечем здесь восхищаться.
Бентлей всё ещё хорошо помнит, как молнии разодрали «Приговаривающий», как боль в теле в один момент достигла своего пика и практически перестала ощущаться. Тогда камзол на нём начал тлеть, а кожа выгорать, изменяясь и превращаясь в тонкий фарфор – если это можно назвать фарфором. Огонь – неестественный, изумрудный – прожёг ему лёгкие. Кеннет чувствовал только привкус горечи на корне языка и как пепел высыпается у него изо рта на потрескавшиеся ладони. Тело обращалось, а сам он умирал, не зная, что ему делать.
Однако Бентлей старается сохранять здравомыслие, насколько это возможно:
– Там разрушилось хранилище, может, именно поэтому. Славно тряхнуло, разрушился же целый остров. Даже волны…
– Нет, не поэтому, – Харон перебивает Кеннета, и лорд недовольно хмурится. – Одно дело падение хранилища, оно было устроено так, чтобы в случае обрушения артефакт не пострадал. Я возводил его по меньшей мере целый месяц, прежде чем положить туда Сферу. Ведь засунул же в самую дальнюю дыру, предполагал же, что кто-то найдёт рано или поздно одно из хранилищ. Но не думал, что именно это, ну да ладно, – Харон отмахивается.
А Бентлей давится возмущением. Видимо, Харон просто ненавидит всех, раз столь беспечно рассуждает, не думая о смертях. Разумеется, на войнах умирало и умирает намного больше людей, но там хотя бы каждую смерть можно объяснить и показать ранение, которое стало последним, и это как-то… успокаивает?
Мужчина с любопытством рассматривает книги на полке, то и дело вытаскивает их да демонстративно пролистывает. Харон явно не собирается помогать Кеннету разбираться в хитросплетении истории, которую ему рассказывают и о которой он никогда не должен был узнать.
Кеннет выпрямляется в кресле.
Предположение, что Сфера – это лишь маленький пласт на поверхности, появилось у него уже давно. Но Харон загнал его в дебри размышлений. Моргана нашла ещё одно хранилище в Ирландии, возможно, находила и другие, но ничего о них не написала, а если и написала, то огонь безжалостно уничтожил эти записи. Может, это и к лучшему, поскольку подобная информация, собранная и изложенная в одном месте, стала бы прямым приказом действовать, если бы оказалась в чужих руках.
– Значит, артефакты не могут даровать людям силу?
Харон оборачивается, подходит ближе к столу и берёт с него перо, вертит в руках, но очень быстро возвращает обратно к чернильнице.
– Нет, не могут. По крайней мере, ту глупость про «бурю на море» выдумали люди. Да и к сокровищам артефакты никогда не вели, хотя наблюдения капитана О'Райли в этой области действительно интересные. Так вот, то, что Сфера Аурэллиона одарила вас, а точнее, прокляла, феномен невероятно интересный. С того самого момента я за вами присматриваю. И когда мне показалось, что вы, лорд, уже со дна не подниметесь, я последовал за О'Райли, лишь бы проследить и понять природу и мощь её способностей. Но капитан оказалась удивительно выносливой. Она так старательно скрывала свои способности, что в моменте я даже подумал, будто ничего с ней и не случилось. Поразительная стойкость! А ведь за столько лет никому не удавалось меня провести.
Она всегда была такой. По крайней мере, в его глазах. Стойкая, непреклонная и уверенная в себе. В ней хорошо сочетались строгость и авантюризм, стремление к знаниям и неизведанному. Он не боится назвать её удивительной, потому что для него именной такой Моргана и была. О'Райли выдержала бы любое испытание, но всё же Бентлей несказанно счастлив, что худшая из частей проклятья досталась ему. Ведь только из-за его амбиций и жадности было нарушено хрупкое равновесие, пускай он об этом равновесии ничего не знал.
– Но проблема магии – одна из немногих, хочу заметить, – Харон поднимает указательный палец, привлекая внимание Бентлея, – в том, что чем дольше ты сдерживаешь силу, тем больше становится напряжение. За десять лет всего несколько срывов, и то от переизбытка эмоций, – хороший результат. Может, именно поэтому она не умерла от текущей в ней магии. Однако, если бы она держалась дольше, могу предположить, что нас ждал бы всплеск, похожий на тот, что был вызван разрушением Сферы.
– То есть вы просто наблюдали за ней столько лет и даже не постарались ничего объяснить?!
Всё это время Моргана была угрозой самой себе, а этот чудаковатый колдун вёл себя как настоящий учёный – придерживался принципа «не вмешивайся без необходимости». Харон пожимает плечами.
– Конечно, я мог бы и хотел это сделать, но капитан оказалась достаточно разумной и скрывалась вполне себе успешно. К тому же второй мир создали для того, чтобы защититься от вас – людей, а не для того, чтобы о нём знал каждый. Да и я просто не мог оказаться рядом с ней из ниоткуда.
– Но к тому моменту Моргана уже не была человеком. Если я правильно понимаю, она стала… ведьмой?
– Я бы предпочёл слово «колдунья». Но тут вы, конечно, правы, лорд Кеннет. Она стала той, кого, кажется, логично было бы спасать. И всё же её магия – дело приобретённое. А это, знаете ли, очень сильно меняет дело. Прежде чем ей что-то рассказывать, мне нужно было понять, насколько она опасна.
Бентлей не сдерживает нервный смешок.
Безусловно, Кеннет лучше всех может рассказать, насколько разрушительным оказалось проклятье Морганы. Сила в ней смогла раздробить камень, это почти сопоставимо с той мощью, что вырвалась из Сферы. Это было даже завораживающе. Если бы не выжженные в нём чувства, его бы охватила не только паника, но и очарование чудовищными способностями любимой. Бентлей пресекает мысли, лишь бы тянущая пустота в груди не разрослась ещё больше и гнетущее чувство вины не напомнило о себе ударом по затылку.
– Но теперь-то она в том мире? Значит, она не умерла по-настоящему? И чтобы вернуть её, мне нужно отправиться в земли, в которых обосновались магические твари? – Кеннет поднимается из-за стола, не следя за тем, как скрипят ножки кресла, проезжаясь по доскам.
– Тц-тц-тц, нет. В тот мир отправляться нам не придётся, но вот в загробный… Точнее, не совсем. Да, маги