Шрифт:
Закладка:
Билли злилась сильнее всех, и в этом, возможно, не было ничего странного. Она не просто отказалась читать газеты, она даже запретила приносить некоторые из них в дом, хоть и понимала, что это неразумно.
Что касается самого художника, то на лбу у Бертрама появились усталые морщины, а под глазами залегли тени, но на словах он оставался совершенно безразличным к происходящему, что сводило Билли с ума и разрывало ей сердце.
– Бертрам, почему ты ничего не сделаешь? Ты не можешь что-нибудь сказать? Что-нибудь придумать? – взорвалась она однажды.
Художник только пожал плечами.
– Но что я могу сказать или сделать, моя дорогая? – спросил он.
– Я не знаю, – вздохнула Билли. – Но зато знаю, что хотела бы сделать я. Я бы кого-нибудь побила!
Она произнесла это с таким жаром, таким огнем вспыхнули ее кроткие глаза, она так энергично сжала маленькие ручки в кулаки, что Бертрам расхохотался.
– Какой суровый маленький боксер, – нежно сказал он, – но от драки никакого толку, по крайней мере, в этом случае.
Билли обмякла и залилась слезами.
– Я и не думаю так, – всхлипнула она, и Бертраму пришлось утешать ее.
– Не надо, милая, – попросил он, – не принимай это так близко к сердцу. Все не так уж плохо, в конце концов. Мои руки все еще при мне, и будем надеяться, что из них еще выйдет толк.
– Но ведь и этот портрет вовсе не плох! – бушевала Билли. – Он великолепен! Я уверена, я знаю, что это прекрасная картина, и не понимаю, что имеют в виду все эти люди!
Бертрам покачал головой и снова сделался грустным.
– Спасибо, милая. Но я знаю, да и ты на самом деле знаешь, что он вовсе не хорош. Я написал тысячи портретов намного лучше этого.
– Тогда почему на них совсем не смотрят, а смотрят только на этот? – вознегодовала Билли.
– Потому что я выставил его перед всеми и очень хотел, чтоб на него смотрели, – устало сказал художник.
Билли вздохнула и поерзала на стуле.
– А что говорит мистер Уинтроп? – наконец спросила она слабым голосом.
Бертрам поднял голову.
– Мистер Уинтроп – хороший человек. Он настоял на том, чтобы заплатить за этот портрет, и хочет заказать второй.
– Второй!
– Да. Ты же знаешь, что старик никогда не бросается словами. Однажды он пришел ко мне, положил руку на плечо и резко сказал: «Вы напишете еще один портрет на тех же условиях? Давайте, мальчик мой, покажите им всем! Первые десять тысяч, которые я заработал, я потерял. И я заработал еще». Вот и все, что он сказал. Не успел я выдавить из себя ответ, как он ушел. Боже мой! А еще говорят, что у него сердце из камня! Я не думаю, что любой другой человек смог бы так поступить, особенно слушая все эти разговоры, – глаза Бертрама сияли.
Билли подумала.
– Может быть, это дочь на него повлияла?
– Может быть, – кивнул Бертрам, – она тоже очень добра.
Билли снова задумалась.
– Но мне казалось, что все идет хорошо, – сказала она напряженно.
– Так и было поначалу.
– И что же изменилось в конце? Как ты думаешь? – Билли задержала дыхание.
Бертрам встал.
– Билли, не спрашивай меня, – попросил он. – Пожалуйста, не будем об этом говорить. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я просто не справился. Руки меня подвели. Может быть, я перестарался. Может быть, я просто устал. Может быть, что-то меня мучило все это время. Неважно, дорогая, что. Сейчас нет смысла даже думать об этом. Поэтому давай просто не будем, – лицо его исказилось.
И Билли оставила эту тему, по крайней мере на словах. Но перестать об этом думать она не могла, особенно когда пришло письмо от Кейт, которое было адресовано Билли, и вот что там содержалось после рассуждений на несколько других тем:
«Что же до неудачи бедного Бертрама… (Билли нахмурилась. В ее присутствии никто не смел упоминать «неудачу Бертрама»; но у писем есть то преимущество, что в них можно написать что угодно без специального дозволения. Правда, письмо можно порвать, но непрочитанное письмо навсегда останется мучительной тайной. Так что Билли продолжила чтение) …конечно, мы услышали о ней даже здесь. Я бы хотела, раз уж Бертраму необходимо рисовать знаменитых людей, чтобы он им немного польстил – на портретах, разумеется, – и таким образом он добьется успеха.
Я не буду даже притворяться, что понимаю техническую часть критики, но судя по тому, что я слышала и читала, он натворил там что-то жуткое. Я очень сожалею, но и очень удивлена, поскольку обычно он рисует такие чудесные картинки!
Впрочем, Билли, на самом деле я совершенно не удивляюсь. Уильям говорит, что Бертрам ни на чем не способен сосредоточиться, что уже несколько недель он угрюм, как сыч, и, конечно, при таких обстоятельствах бедный мальчик не мог справиться с работой. Уильям, будучи мужчиной, не понимает, в чем дело. Но я как женщина могу догадаться, что дело в женщине, как и всегда, то есть в вас, его главном увлечении на сегодняшний момент (тут Билли едва не порвала письмо).
Конечно, Билли, вам не понравятся столь откровенные слова, но я же знаю, что вы не хотите разрушить карьеру нашего милого мальчика. Ради всего святого, если между вами произошла одна из тех ссор, которые так нравятся юным влюбленным, помиритесь поскорее или поссорьтесь еще сильнее и разойдитесь окончательно – честно говоря, я полагаю, что это будет лучше для всех.
Милое мое дитя, не сердитесь! Вы мне очень нравитесь, и я хотела бы, чтобы вы стали моей сестрой – если бы вы вышли замуж за Уильяма, как следовало. Но вы прекрасно знаете, что вашей нынешней помолвки я не одобряю.
Он не сможет сделать вас счастливой, как и вы его.
Бертрам не из тех, кто женится, и он не изменится никогда. Он слишком темпераментен и слишком предан искусству. Женщины для него всегда были всего лишь красивыми предметами, которые можно рисовать. Так будет и дальше. Иначе невозможно. Он сам так считает. Я могу вам это доказать. До этой зимы он всегда был беззаботным и радостным, и вспомните, какие красивые картины он писал. Он никогда не привязывался к девушке до
