нами. Я ведь, наоборот, все мягче и мягче становлюсь. Это у меня от родителей. У Дессе на все есть готовое мнение, а я не могу решить, с сахаром чай или без сахара, грубо говоря. Иногда читаю Витю Вилисова и хочу так же зло и небрежно. Постоянно приходится мимикрировать. И Дессе уже никуда не денется, под псевдонимом книга вышла. Изначально маска делала меня работоспособным, а сейчас – вот. Надо что-то придумывать, потому что когда не пишется – это самое позорное. То хоть надежда есть, а то вылезает комплекс неполноценности, и все. Начинаю сравнивать себя с другими, и так одно за другое – впадаю в депрессию, но не в клиническом смысле, а в смысле мужскую депрессию. Вообще, так звучит комично – «мужская депрессия». Как что-то волосатое. Ой, да, культура постоянно утешает неуверенных в себе мужиков – в «Крестном отце», «Таксисте». В «Бойцовском клубе» особенно. Мужики снимают про мужиков с тем посылом, мол, мужик всегда может отыграться, ты всегда можешь отыграться. Но правда в том, что у тебя нет папы-гангстера и склада оружейного в подвале нет. Если у тебя какие-то тестостероновые загоны, это навсегда. Никакой тренер ни из какой качалки не сделает из тебя альфа-самца. Это все в башке. Альфа-самец – это Барак Обама.

13. Мне больше нравятся «Братья Систерс» Жака Одиара, фильм. И книжка, по которой он, тоже. Там как раз про новую маскулинность, то есть альтернативу всему этому скулежу, который за рык выдается. Если вкратце, там про двух наемников на Диком Западе, братьев, ну, понятно. Один вообще конченый, а во втором проклевывается что-то человеческое. Они всю дорогу убивают, квасят, что-то такое, спины гнут, а в конце приходят к маме – и они снова дети, их купают в ванне.

14. Мать была очень внимательной, даже, наверное, слишком. Денег было немного. Она была страховым агентом, а до этого вахтершей на хлебном, а потом на сахарном заводе. Где-то в детсадовском возрасте я посмотрел «Охотников за привидениями» и стал выпрашивать у нее плазменный бластер. Найти что-то такое в провинции в конце девяностых было, конечно, нереально, и она сделала его сама. Склеила из детского конструктора, проводов и шланга. Я тогда результатом остался недоволен и поломал игрушку. А сейчас – понятно. Или еще случай – мы приехали на ее малую родину, в Феодосию. Это прибрежный город в Крыму. Я уже взрослый был, лет 16, и при этом все равно не понимал, как ей важно показать мне это место. Мы приехали туда одним днем, и вот весь день она странно улыбалась. Я походил там отдельно от родителей. Зашел в частный сектор. Это просто копия Ельца. Город тоже древний, дома с резными окнами и тоже на крутом склоне. Я все понял, мне так показалось, и стал ныть, когда уже поедем, хотя на подкорке понимал, что упускаю что-то о своей матери. Что-то важное.

15. Причина № 1, почему я никогда бы не бросился с Каракумовского моста: у меня есть вкус. В тысяча девятьсот двадцать каком-то году писательница Анастасия Чеботаревская, жена Сологуба, прыгнула с Тучкова моста. Это в Петербурге. Загуглите фото Каракумовского моста. А теперь Тучкова, оцените обстановку там и там. Ну и все.

16. На самом деле очень люблю Елец. Никуда бы отсюда не переезжал. Исторический центр люблю. Тут церкви и рынки. На рынках продается все и соленая рыба, такая задубевшая, что ее можно использовать как холодное оружие. У Артемия Лебедева с Ельцом тоже любовь. Он его в блоге хвалил, потом брендинг нам делал. Местные от брендинга остались не в восторге. Там зеленый вензель, что-то про купеческое прошлое, а местным видится змий и что-то про спиртное. В том году у нас снимали фильм. Василий Степанов из «Сеанса» его посмотрел и сказал, что там Фасбиндер Кустурицей погоняет. По-моему, лучшего определения для Ельца не найти – Фасбиндер Кустурицей погоняет.

17. В 16-м году рак вроде притих, но у меня окончательно сорвало резьбу, окопался ото всех. Общался только с девушкой своей и Сашей, но мы в основном переписывались. Тогда я увлекся пессимистами: антинатализмом, вот этим всем, философией ужаса. Она на меня действовала успокаивающе. Эти авторы – Цапффе, Лиготти, Такер, – они считают когнитивную революцию ошибкой, что нам не следовало слезать с деревьев и осознавать себя. Цапффе сравнивает человеческое сознание с рогами вымерших оленей, какого-то вида, у которого рога росли без остановки и становились слишком большими. Мы свои рога обламываем о религию, семью, карьеру, в целом культуру, но все равно отрастают. Это вот была моя несущая конструкция: все плохо, мы живем не в идеальном мире и лучше бы не умнели, не мучились бы, осознавая абсурд всего этого действия. Теперь нам приходится постоянно вытеснять всякий unheimlich, это «жуткое» по-немецки, – вообще, термин Фрейда, но философы взяли его в оборот. У философов unheimlich – это что-то немыслимое, что надо суметь помыслить. Мы ведь не можем жить с неизвестностью. Нам надо все кругом объяснять. В конце концов, для всего, что мы не можем объяснить, есть спекулятивный реализм и прочая наука там, культура. В них якобы можно найти ответы, и даже если их не искать, у нас в подкорке записано, что они там есть. У пессимистов эти маневры мозга называются анкеровками. Да, кажется, первым это придумал Цапффе. Анкеровки глушат сознание, и существование становится условно сносным. Суеверие – тоже анкеровка. Так я докопался до гостий. Иррационально это было? Да. Тупо? Да. Но очень по-человечески. Мой самый близкий контакт с unheimlich случился в ночь с 19 на 20 марта 2018 года. За несколько месяцев до этого матери сделали очередную операцию, у нее образовалась непроходимость, она не могла есть. Операция прошла плохо. Где шов – там возник свищ. Она перестала вставать и быстро худела. Чтобы как-то питать организм, ей ставили капельницы. Иногда мы по несколько раз за день вызывали скорую, я выходил навстречу машинам, а когда один раз потребовалась госпитализация, мы с отцом и медбратом выносили ее в гамаке из одеяла. Идти она не могла. Я держал со стороны головы. Помню ее взгляд, когда мы проходили во дворе под яблоней. Я сказал, гуляешь? Она не ответила. Все туалетные дела теперь тоже делались не вставая. Когда отец ее мыл, видна была каждая косточка. А 19 марта она сошла с ума. Мозгу не хватило кислорода. Она перестала нас узнавать, стала агрессивничать. С января она лежала без сил, а тут на нее как нашло.