магическое мышление, когда ты ищешь всему какие-то эзотерические объяснения. Мне приснился тогда сон: там был священник и мать, и он положил ей на язык эту плоскую круглую штуку. Я сначала думал, это просвирки, но просвирки – это другое, а круглые-плоские – это гостии, тоже какой-то освященный хлеб, но у католиков. Во сне мать съела эту гостию, и это оказался кусочек бога, и он в нее врос внутри и вызвал рак или оказался раком, и я это как-то почувствовал и пытался ее с отцом предупредить, но меня не слушали, мне там пять или типа того. Я не придавал значения снам и сейчас не придаю, но тогда я был в таком состоянии, что мне все на свете казалось важным, все имело значение, еще до моста, весной, может. Все-таки, наверное, не магическое мышление, а суеверие, так точнее. И я, в общем, пытался у матери аккуратно узнать, не ела ли она гостии, я ведь понятия не имел, что это католическая история. Крекер такой, поняла? Не поняла, не было такого. Ну, тонкий такой, кругляшок. Точно не было? Не было. И я помню хорошо, где этот образ впервые увидел. У тетки моей кассета была, VHS, подписанная просто: «Супермен». Это первый класс мой. Я у нее стянул. Дома тоже видак, вставил, смотрю – непонятно что, люди копошатся, орут, все красное, а я тогда секс не признавал как вид деятельности. Качество еще ужас. Мотаю, ищу Супермена, а там в конце врезка – просто статичный план, очередь, человек подходит к священнику, высовывает язык, священник ему кладет гостию, следующий подходит, и еще, и еще, и еще, и потом конец. Получается, причастие подзаписали к порно или наоборот. Я потом эту кассету проматывал туда-сюда на предмет Супермена, так и не нашел, ну и забил, но крекер застрял этот, плоть эта господня, тонко нарезанная.

6. По кассетам. В детстве я с ума сходил по фильмам ужасов, мультфильмам и всякому ИЗО с монстрами. Диапазон был от Битлджуса до дракона Блейка. Это даже до школы. И был видеопрокат, салон в подвальчике, я выпрашивал у родителей «Байки из склепа», Чаки, Крюгера, но смотрел через раз, страшно было. Там кишки выпускали, а я хотел добрых монстров. Раньше в выдвижном шкафчике в старом зале у нас лежал анатомический скелет младенца. Беззубый, с огромными глазницами, очень реалистичный, желтоватый такой, с треснутым черепом, это была моя любимая игрушка, которую мне не давали. Я ему руку оторвал. Потом он куда-то пропал, и это был финиш. Я так тяжело переживал потерю, хотел сам поскорее стать скелетом, типа ведущего «Баек из склепа», и помню один день, вечер, не знаю, но светло было: мы с матерью идем через парк по тропинке за детской поликлиникой в сторону дома, и я ее допытываю, мы точно станем скелетами? Станем. А когда? Умрем и станем. Это долго! Долго. Но мы живем не в идеальном мире.

7. Мать не манипулировала. Вот что лучше всего ее описывает. Она просила и объясняла. И была очень доверчивой. И умела жить, получать удовольствие от жизни. Я многое у нее перенял, почти все, кроме этого.

8. Кто-то из преподавателей в питерском университете кино и телевидения (теперь это институт) на одной из пар сказал, что мы не можем не любить Вуди Аллена, режиссера. Аллен – невротик, и мы все тоже, раз мы выбрали как специальность киноведение, то есть должны как минимум сочувствовать его героям. Тогда я не согласился, но тогда это было и неактуально. Смысл в чем: хрестоматийный невротик – это как раз ребенок, который вырос и не разобрался, как быть взрослым, и не просто остался ребенком, а именно вот осознал, что не вырос, и страдает с этим. Тогда мне было 19, какие-то вещи тебе в этом возрасте спускают, от тебя в принципе не требуют большой взрослости. Если что, сам бей в колокол, такое правило. Или смотри на сверстников и не отставай. Это вроде несложно, хотя не знаю. Я в этой гонке не участвую.

9. Мой любимый стоик – мой отец. Марк Аврелий по сравнению с ним Вуди Аллен. Он делает то, что должен, как он считает, или о чем его попросили, и никогда не жалуется. Вообще никогда. Из-за этого люди ездят у него на шее. Я, например. Мне кажется, он не умеет говорить «нет». Но его несгибаемость – что-то нечеловеческое. Когда мать заболела – и все пять лет – он был колонной, на которой стояла семья. Я смотрел на него, и мне становилось легче. Я бы без него вообще рассыпался. Он – живое воплощение воли. Я почти уверен, что в моем поколении таких людей нет. И при всем при этом он тоже человек очень мягкого характера, еще мягче, чем был у матери, такой плюш со стержнем. Я люблю своего отца. Его зовут Михаил.

10. Саша – еще один. Он лучше всех. И тоже невротик. Мы познакомились на сходке анимешников, когда нам было по 14. Я расклеился на годовщину материной смерти, но из-за другого – там дела сердечные были, – и он мне купил билет на «Мизантропа» в «Гоголь-центр». Вот Альцест – наш герой. Он тоже невротик. И инфантил. И ненавидит брехунов и лицемеров. И красивый, как Александр Горчилин. Мы тоже ничего. У Саши голова холоднее, и он не страдает СДВГ, нормально держит фокус, работает, с 18 лет в Ельце не живет. Саша вырос.

11. Меня только носогубки выдают.

12. Не знаю, была у меня вообще депрессия или нет. Крыша подтекала, но я ею не занимался. Один раз сходил в детскую поликлинику к психологу. Даже приблизительно не помню, о чем говорили. Должен был прийти еще, но мне 17 было, вокруг дети, странно. Думал, исполнится 18, пойду во взрослую, но к 18 не до этого стало, у меня в принципе ни на что сил не было. Помню, я очень много спал или просто лежал в постели. Я бы пошел сейчас к специалисту, к хорошему, но у меня нет денег. И жалоб в принципе нет, кроме апатии. Мне нужен не врач, а просто человек, чтоб стоял надо мной с кнутом, пока я работаю. В 18 меня стали публиковать. Писал про что-то, понятное лично мне, типа эссе про картину Мунка, на которой его больная сестра в постели. Взял псевдоним. Дессе остроумнее и увереннее меня, стопроцентный циник. Мне в последнее время сложно писать отчасти из-за разницы между