(Разумеется, Саша ни с кем не спал. Это не был его метод. Пожалуй, если бы это происходило, многие вещи были бы гораздо проще.)

Он много чего сказал, впрочем, ничего нового. И сделал то же самое, что делал обычно, – ушел, хлопнув дверью.

Два года я фоном проигрываю в голове то, что произошло дальше, боясь, что детали начнут стираться, что я начну что-то забывать или передергивать. Мне, впрочем, не нужно прилагать никаких усилий – я все прекрасно помню, поскольку этот фильм регулярно крутится в моей голове, можно сказать, в прайм-тайм. Я могу цитировать его наизусть.

Я сидела на диване, думая, что мне мешает просто собрать вещи и уйти – да, это же моя квартира! – что мне мешает просто собрать его вещи и остаться. Скорее всего, это была бы обыкновенная ночь. Скорее всего, количество таких дней и ночей когда-то перетекло бы в качество. Через полгода или год. Я не думаю, что мы могли бы разойтись с миром – я много раз слышала, что Саша говорил о людях, которые внезапно перестали быть его друзьями, и сначала меня это искренне расстраивало и заставляло ему сочувствовать, но чисто статистически это не могли быть вообще все наши общие знакомые. А это были вообще все наши знакомые.

Поэтому двое суток спустя я искренне не знала, сколько людей мне ждать на похоронах. Родители по своему обыкновению не брали трубку. Я написала им сообщение. Они ответили на следующий день, мама даже позвонила и почему-то расплакалась. Мне казалось, что она плачет о чем-то своем.

(Людей было много. Злая часть меня говорит, что им просто хотелось шоу. Рациональная часть – что такие новости на какое-то время притупляют память. У тебя нет физической возможности быть в шоке, сочувствовать, переживать и при этом вспоминать гадости. Я жала кому-то руки, с кем-то обнималась, кто-то пытался сунуть мне в руки деньги. Я не могла ничего из этого оценить.)

* * *

Конечно, я написала и ей. Было раннее утро, я стояла на улице и бессмысленно смотрела на просыпающийся напротив парк. Я забыла шапку и варежки, уезжая из дома, но не могла понять, холодно мне или нет. Я знала, что мне обязательно надо кому-то написать.

Привет. Мой муж Саша сегодня ночью погиб. О похоронах сообщу, как только смогу.

Саша К.

* * *

4:03

Марина, Саша погиб, я только что была в милиции

Мне надо позвонить его маме, а я уже час тупо смотрю на телефон и не знаю, что мне делать

4:05

Если честно, я вообще хочу ничего не делать, закрыться где-нибудь и чтобы это само прошло

4:12

Ладно, мне надо ехать домой

Напиши, когда сможешь, пожалуйста

* * *

«Когда сможешь» незаметно превратилось в неделю, я видела, что Марина прочитала все мои сообщения уже давно, я даже где-то начала за нее переживать – ошибка, которую я тогда допустила в последний раз. За эту неделю я успела найти новую квартиру и переехать. Я не могла здесь оставаться, не могла наводить порядок, не могла еще раз заставить себя прикоснуться к Сашиным вещам. К счастью, его родители ничего у меня не попросили и в его комнату можно было не заходить.

Саш

Я понимаю, если ты сейчас не хочешь говорить

Я дура

Но я реально переживаю

И я до сих пор себя чувствую виноватой, что меня тогда не было рядом с тобой

Как будто я что-то упустила, хотя могла тебе помочь

И прости, что по ходу я давила на тебя (только чтобы почувствовать, что я все делаю правильно)

И задалбывала тебя советами своими тупыми

Я это щас не для того пишу, чтобы ты меня утешала в ответ, как ты это любишь делать

Я просто хочу, чтобы все было честно

Я ни разу тебя толком не спросила, как ты, а ты ни разу не сказала

И я решила, что так и надо

Что я знаю лучше, как руководить этим процессом

Прости меня, идиотку, пожалуйста

Я тебя очень люблю

И хочу, чтобы у тебя все это прошло

И в конце концов это не то чтобы было важно

Но твой муж тоже мне был не совсем чужой человек

(Там было еще две страницы текста и несколько голосовых, которые я не буду здесь приводить, потому что оно того не стоит.)

* * *

То есть дороги, конечно, были скользкие, много дней шли ледяные дожди, и таксист не справился с управлением. Моей первой кощунственной мыслью из многих было: «Бедный таксист». Я долго мучилась, жалея его, пока мне не пришло в голову, что я понятия не имею, каким он был человеком. Но мне нужно было жалеть хоть кого-то – я не могла жалеть ни себя, ни Сашу, а деть эти чувства куда-то было нужно.

Когда мне позвонили, я подумала: «Хорошо, я могу дать себе пять минут и притвориться, что этого не было».

Или нет, даже не так. Слова были произнесены быстро. Я же могу легко подтолкнуть время назад, туда, где я еще ничего не слышала, туда, где ничего еще не произошло.

Но время вместо этого обычно начинает лететь с такой скоростью, что ни на какую магию его не остается. Бабушка умерла, когда я отошла на минуту в соседнюю комнату – эту минуту ее уже не было, но я еще об этом не знала, и поэтому изменения никак не укладывались у меня в голове. Какое-то время мне казалось, что я еще могу что-то исправить, очень напряженно подумать, ведь все вокруг нас осталось тем же: мебель в квартире стояла на своих местах, а по телевизору закончилась реклама и продолжился фильм, который бабушка смотрела, пока была еще жива.

Я не знала, звонить ли мне в скорую: вдруг они приедут, а я что-то не так поняла и бабушка на самом деле жива. И мне это все просто показалось. Вдруг я отниму скорую у какого-то человека, чья жизнь действительно от этого зависит.

(Точно как сейчас.)

Тогда мне казалось, что я теперь что угодно смогу перенести одна.

Я часто слышала, как потерявшие близких люди говорят, что сами умерли вместе с этими близкими. Когда-то я ехала в поезде с пожилой женщиной, которая долго рассказывала о детях и внуках, но потом внезапно сказала: «И все равно без него не жизнь». Наша беседа, где в основном говорила она, а я слушала,