предложены. То, что Кеннан приписал советскую угрозу русскости, а не коммунизму, не сыграло большой роли в теплом приеме телеграммы в Вашингтоне в условиях усиливающегося охлаждения, превратившихся затем в холодную войну.

Кеннан стал сенсацией в Вашингтоне. Его «Длинная телеграмма» широко распространилась среди высокопоставленных чиновников в Госдепартаменте, военном ведомстве и Военно-морском флоте. Работа Кеннана особенно заинтересовала министра военно-морских сил Джеймса Форрестола, который организовал его назначение в штат Национального военного колледжа. В этом качестве дипломат также предоставлял официальные и неофициальные консультации директивным органам.

Возможность рассказать о России перед призванными на военную службу слушателями позволила Кеннану (как это было в Бад-Нойхайме четырьмя годами ранее) изложить свои взгляды и предположения о советской политике. В этих лекциях Кеннан продолжал применять к Советскому Союзу формулировки о национальном характере и русских традициях. Он объяснил, что понимание Советов требовало психологических инструментов, особенно знакомства с психопатологиями[567]. Например, во время выступления в Йельском университете осенью 1946 года он критиковал тех, кто хотел растратить американскую добрую волю на Советы. Кеннан высмеял этот подход, потому что он «не был основан на реальном понимании русского характера». Он настаивал на том, что идеология не имела никакого отношения к советским лидерам; она обеспечивала «фиговый лист респектабельности». Тем не менее он заключил: «В их системе много старых добрых русских традиций». Кеннан переключался между идеологией и традицией, обращаясь к психологии: «Эти люди, по сути, фанатики». Кремлевские правители унаследовали крайности и лицемерие, которые веками определяли российскую внешнюю политику[568]. Коммунизм был просто последней формой экстремизма.

Теме психологии также была отведена заметная роль в выступлении Кеннана перед престижным Советом по международным отношениям (СМО, англ. Council of Foreign Relations, CFR) на тему «Советский образ мышления и его влияние на советскую внешнюю политику». В этом обращении Кеннан определил ключевые тенденции советской политики – ксенофобию, мессианство и приверженность принципу «цель оправдывает средства». Хотя советские чиновники, может, и выражали эти тенденции, используя язык коммунистической идеологии, Кеннан настаивал на том, что они в конечном счете проистекают не «из Маркса, а скорее из тайников русского сознания». В целом он заключил, что «русские традиции и взгляды удобно согласуются с советской идеологией»[569]. Или, как он выразился в речи в своем родном институте, принцип цели-средства «был чем-то рожденным из темных и языческих глубин самой русской души». В то время как американцы наивно надеялись освободить Советы от их идеологических обязательств, Кеннан отверг эту возможность: «…когда люди говорят о преодолении или изменении этих идеологических убеждений, которые оживляют советскую мысль, они на самом деле говорят о преодолении или изменении некоторых из самых основных и глубоко укоренившихся черт традиционной русской психологии»[570]. Даже значение идеологии заключалось в том, что она выражала сущностную русскость.

Учитывая неуправляемые русские черты – и, следовательно, советскую политику, – реакция Запада должна быть твердой. Кеннан завершил лекцию, сформулировав одну из наиболее значительных и противоречивых концепций холодной войны: «…присущие Кремлю экспансионистские тенденции должны постоянно жестко сдерживаться путем противодействия, которое должно постоянно делать очевидным тот факт, что попытки прорваться через это сдерживание нанесут ущерб советским интересам». В других лекциях Кеннан использовал аналогичный диапазон ссылок на вневременной национальный характер, а не на эпифеноменальные тенденции, такие как идеология. Например, в одной презентации по международным отношениям три машинописные страницы были посвящены описаниям тевтонских, англосаксонских и славянских черт[571].

Новообретенная известность Кеннана простиралась далеко за пределы Вашингтона. Молодой дипломат привлек внимание Гамильтона Фиша Армстронга, редактора журнала «Foreign Affairs». Армстронг предложил Кеннану представить в этот журнал статью, предпочтительно в соответствии с его презентациями в Йеле или СМО[572]. Получив одобрение своего начальства на публикацию анонимной статьи, Кеннан отправил рукопись, озаглавленную «Психологические предпосылки советской внешней политики». Эта статья удивила редакторов, которые были недовольны тем, что в ней не сохранялся «тон личного исследования русского характера, который [они] считали столь эффективным в более ранних работах». Тем не менее эта статья в конечном итоге станет одним из самых известных документов начала холодной войны: «Истоки советского поведения» автора «X». Она существенно отличалась от направленности работ Кеннана, вышедших десятилетиями – и даже месяцами – ранее, чем она.

В представленном в «Foreign Affairs» материале Кеннан опирался на ряд вопросов, которые полностью отличались от тех, что рассматривались в его предыдущих работах[573]. В своих выступлениях в Йеле и СМО он подробно остановился на темах русского характера и советской политики, которые долгое время были частью риторики Кеннана, начиная с выступлений в Военном колледже (1946) и лекций в Бад-Нойхайме (1942) и заканчивая его телеграммами, длинными и короткими, из Москвы (1944–1946). Но статья «Психологические предпосылки…» изначально была ответом на другой анализ Советского Союза, выполненный по просьбе министра Военно-морского флота Форрестола. Этот анализ, проведенный профессором колледжа Смита Эдвардом Уиллеттом, объяснял советскую внешнюю политику с точки зрения идеологии, а не национального характера. Уиллетт имел образование в сфере финансов, и это делало его несостоятельным советником по советским вопросам, что подтверждается его дилетантскими и плохо аргументированными идеями. Очарованный побочным утверждением Уиллетта о том, что Советы были лидерами «воинствующей религии», Форрестол попросил Уиллетта провести официальный анализ советской политики. Получившаяся в результате статья «Диалектический материализм и цели России» показывает, что Уиллетт (и Форрестол) сосредоточились на марксистской идеологии как на ключе к пониманию СССР. Затем Форрестол пригласил прокомментировать документ дипломатов и ученых, включая Кеннана. Первоначальные комментарии были резкими; один из комментаторов дипломатично высмеял статью Уиллетта как «пригодную только для использования в религиозных группах». Кеннан медлил с ответом, возможно, надеясь уклониться от задания, но Форрестол настаивал.

Ответом Кеннана Уиллетту стали статья «Психологические предпосылки…» и в конечном счете статья, подписанная «X». Поскольку она была организована вокруг статьи Уиллетта, Кеннан был несколько ограничен в своем ответе. Он не хотел прямо противоречить идеологическому акценту Форрестола. Хотя историк Ллойд Гарднер, возможно, преувеличивает, когда утверждает, что Кеннан и Форрестол «сотрудничали» над статьей «X», его основная мысль верна; статья Кеннана, первоначально написанная для Форрестола, содержала много элементов мышления Форрестола. Сам Кеннан позже намекнул на эту связь. Однажды он объяснил некоторые недостатки статьи со ссылкой на то, что он «считал потребностями мистера Форрестола в то время», когда «готовил для него первоначальную статью». На лекции 1985 года в Университете национальной обороны Кеннан был еще более откровенен: «Эта статья изначально не была написана для публикации; она была написана в частном порядке для <…> Джеймса Форрестола» [Kennan 1967, 1: 358; Kennan 1996: 110]. Хорошо зная взгляды своего начальника, Кеннан выразил идеи Форрестола с присущей ему элегантностью.

Признание того, что статья «X» послужила «потребностям г-на Форрестола», объясняет расхождение этого документа с представлениями Кеннана о Советском Союзе[574]. Новый акцент Кеннана на идеологии как факторе советской внешней политики легко объясняется предпочтениями Форрестола. Придерживаясь формулировок о психологии, столь распространенных в его работах 1940-х годов, Кеннан утверждал, что «политическая сущность советской власти» была сформирована двумя конкурирующими силами: марксистско-ленинской идеологией и «условиями, в которых они правят». В первых абзацах статьи он описывает ключевые аспекты марксистской идеологии, щедро цитируя Ленина. Кеннан также объяснял советскую внешнюю политику двумя факторами – верой в «имманентный антагонизм между капитализмом и социализмом» и «непогрешимостью Кремля», – которые