– Он отправится на войну? – мой голос сорвался, и диалог на заднем плане оборвался.

– А для чего еще нужна Военная академия, милая внучка? – вкрадчиво заговорил Брошин. – Если твой брат хочет стать офицером, ему придется воевать. И я не рекомендую женской мягкостью и любовью препятствовать ему в этом.

Таким образом, Брошин подавил на корню мое желание упросить Никлоса отправить брата домой. И в то же время я осознала, что и сестра останется здесь. В самой гуще событий под прицелом подводников. Они уязвимы, как члены моей семьи. Хотя официально мы втроем теперь принадлежим к разным домам…

Чувствуя ледяное отчаяние, я кивнула и поднялась с места. Ник не хотел отпускать меня, его пальцы были такими горячими, и вокруг них клубился нориус. Я вижу смутную тревогу в глазах короля, а сама чувствую себя прутиком в бушующей речке – вот-вот начнутся пороги, а за ними и обрыв.

* * *

Несмотря на то что все в курсе нашего романа, Артан не стал в открытую провожать меня. Только когда мы с Владисом завернули в боковой коридор, он нагнал нас, чтобы попрощаться и сообщить, что в ближайшие дни не сможет меня навестить. Что он постарается организовать встречу с Кристаном, но ничего не может обещать.

Из всего сумбурного потока его слов я запомнила только сильный, почти болезненный поцелуй – мы расставались, и никто не знал, что будет дальше.

– Так не бывает, – сказала я Владису, когда мы остались одни. Отовсюду доносился шум. Открывались и закрывались двери. Кто-то что-то кричал неразборчивым голосом. Загорался свет, дворец просыпался от вечерней дремы. В воздухе была разлита тревога.

– Что именно, кэрра?

– Вот так просто. Раз – и война. И вроде ничего не изменилось, а поменялось вообще все, – заговорила я, потирая плечи. Владис снял с себя пиджак и накинул на меня. Несмотря на тепло, морозило, и я плотнее укуталась в него.

– Не волнуйтесь, кэрра. Его Величество справится с любой напастью. Нориус невозможно победить, Подводный мир просто зарвался оттого, что давно никто не видел тьму во всем ее великолепии, – ответил Владис чересчур официальным и отстраненным голосом. Он повел меня вниз, в сторону оранжереи. Мы шли путями слуг, чтобы не попадаться никому на глаза.

– Тридцать с лишнем лет назад закончилась война с песчаными демонами. Я читала мемуары Рупера Свенского. Тогда тьма поглощала города, укутанные песком. Пугающее зрелище.

– Король Словен и половины от силы нориуса не использовал. Политика короля Вернона. Чтобы мир не считал Каргатов чудовищами.

Воспоминания о прочитанном оставили во рту неприятный холодный привкус. Мне показалось, что вокруг сомкнулись стены, и откуда-то сбоку потянуло свежестью. По инерции я сделала несколько шагов вперед и лишь затем поняла, что именно ощутила. Вкус крови.

Обернувшись, я вижу, как замертво падает Владис. У него раскурочена грудная клетка, выбито сердце – оно валяется под моими ногами, и все вокруг окрашено красным. Тапочки мои моментально промокли. Я даже успеваю понять, как именно все случилось, но не вижу, кто это сделал – горевший в коридоре свет померк, оставляя лишь смутное чувство узнавания. И мрак обрушился на меня.

Глава 23

Идеальный шторм

Селеста

Здесь гулко. Поглощенные звуки не проникают сквозь плотный, как вымя коровы, пузырь. Только вибрация ощущается, разлетающаяся по всему шару. Почти нет света, воздух теплый и спертый, им противно дышать, он отдает тухлой рыбой и тиной. Давление напрягает барабанные перепонки, и мне кажется, что в ушах полно воды. Как и снаружи, где ее – целый океан. В котором проплывают рыбы, их совсем мало, как и ракушек, и морских ежей, сжирающих дочиста подводные джунгли из водорослей.

Меня запихнули сюда без единого слова с грубостью, от которой брала оторопь. Накрыли чем-то, связали и бросили в воду, словно я мешок с картошкой. Без кислорода я продержалась секунды три-четыре, а после начала просыпаться драконья натура, и тогда вокруг сомкнулись тяжелые, как резина, стены. И моментально отрубило вторую суть. Будто и не было ее никогда, будто все, что есть у меня – это руки, ноги, голова и туловище. А крылья – всего лишь мираж.

Я не знаю, сколько времени я провела на дне, в этом безжизненном месте. Не знаю, где это дно находится. Понимаю, что недалеко от берега, так как пару раз замечала шустрых каланов, спускающихся за ежами.

Мне хотелось пить. И есть. И спать, потому что из-за того, что я сидела на мокром песке под давлением, у меня болела голова, и я попросту не могла уснуть. Еще хотелось в туалет, так что весьма скоро пришлось забыть о стыдливости.

Но больше всего хотелось заглушить страх. Он одолевал каждую секунду, проведенную под водой. Каждая тень в отдалении напоминала очертаниями русалок. Каждый громкий звук ассоциировался с трезубцами подводников, и я замирала как маленькая бесцветная рыбка, попавшая не в свою среду.

Это продолжалось и не прекращалось. От напряжения я искусала губы, вдоль и поперек исходила пузырь, даже пару раз пыталась пробить его насквозь. Сначала ногами и руками, потом камешками, которые вырыла из песка. Но что бы я ни делала, он только расширялся, а затем с громким хлюпаньем сжимался обратно. И я прекратила свои попытки, сосредоточившись на воспоминаниях.

Мне очень хотелось понять, кто убил Владиса. Я знала этого человека. Чувствовала, что знакома с ним, и сейчас мне даже казалось, что он насмехался надо мной. Что исполнилась его мечта отомстить… или это какое-то другое чувство?..

И снова кровь. И тело Владиса, вмиг ставшее игрушечным, словно тряпками набитое, и взгляд – пустой и неживой… В те недолгие мгновения, когда организм сдавался и засыпал, я опять в подробностях видела его гибель, которая наполняла меня оцепенением. Как поражение перед грядущим.

По кругу, вновь и вновь. Чтобы острее почувствовать свою беспомощность.

Подводники точно рассчитали время, когда надо за мной прийти. Когда вместо страха появится покорность, когда я достаточно поварюсь в пузыре, как в бульоне из собственного сока, что их приход не вызовет истерики, но сломает меня. И можно будет делать со мной что угодно.

Так и случилось. Вернее, так могло показаться со стороны.

Им невдомек, что кроме страха перед неизвестностью, кроме ожидания боли и насилия, и издевательств, да чего угодно, есть нечто, им неподвластное. Тихий-тихий голос внутри, там,