И братья с перепугу выдали всех: рассказали и про Янау, и про Лелиф, и про Думрока не забыли.

— Как вы узнали? — плакали они и молили о пощаде.

И тогда Отэранги достал из-за пояса гребень, расчесался им первый раз и обернулся заспанным Янау, провел по волосам второй — перед ними прекрасная Лилиф, третий раз причесался волшебным гребешком — стал кривоносым Думроком.

— Призовите Великого судью! — громогласно потребовал бог неба.

И у братьев сжались сердца пуще прежнего, потому что легендой о Великом судье, который сильнее убийц и насильников ненавидел лжецов, пугали их с детства.

— Что же полагается в земном царстве за нарушение обещания? — спросил властелин неба у прибывшего на его зов.

— Смерть и проклятие! — объявил судья.

— Даю вам шанс выбрать одно наказание из двух. Выбирайте! — потребовал Отэранги.

— Проклятие! — запричитали Болтун, Беззубый и Масленок в один голос. Говорливость, прыткость и хитрость сгинули, будто их и не было.

— Пусть будет по-вашему. Вам достанется проклятие, а роду человеческому — смерть! — Коварный и злой бог захохотал. — А теперь я покажу вам, что значит сдерживать обещания.

Отэранги приказал псам вырвать сердце Шенкарока, и, не обращая внимания на крики боли божественного брата, сжал пылающий кусок в кулаке, дождался, когда сердце погаснет и превратится в черный, дымящийся Йур-хаул, и швырнул его в царство земли.

— Я обещал красный карг? Вот же он! — вопил Отэранги. — Терзайте брата, мои верные псы, терзайте слабого! И пусть земля утопнет в его плоти, а люди захлебнутся кровью хеллизии! Да сгинет вторая эпоха! А вы, — он обратился к трясущимся от страха и ужаса Болтуну, Беззубому и Масленку, — за пустословие, высокомерие и обман станете проклятьем третьей.

Думрок! Забери их, теперь они — твои твари! И пусть каждую ночь говорливый оборачивается лисой, любитель повздорить волком, а третий, самый изворотливый, пусть каждую ночь превращается в нового зверя, невиданного и непознанного людьми, и пусть живут, покуда будут ежедневно убивать по человеческому детенышу. А коли пропустят хоть день — умрут и присоединятся к моим псам. Они станут кромсать плоть того, кто был к ним так снисходителен и добр.

Вот вам мое проклятие!

Ангимар отдельными словами выделил последнюю фразу, потрясая кулаком в воздухе, затем поднялся и, как обычно заткнув пальцы за пояс, направился к огрызку скалы, в котором жил.

Ри долго и мучительно обдумывал легенду о богах, завершении второй эпохи и силе данных обещаний, пока не закапал холодный дождь и не прогнал его вслед за отшельником.

Он покинул долину на муту-Льяд, а теперь уже серп, и снег покрыл лозу раньше, чем предполагал Ангимар. Хлопья белого, пушистого предвестника зимы ложились на камни, сложенные над могилой старца, и медленно таяли — обыденно и просто. Будто и не умер вовсе мудрейший из людей, которых встречал Ри. Будто ничего и не изменилось. Вот только его больше нет.

* * *

Гаро с интересом наблюдала за отрешенным Ри: как тот уставился на камни могилы — выглядел он в этот момент до чудного глупо. Наверно, Ангимар не особо успел запасть ему в душу, раз не видно, чтобы тот переживал.

Ри отдал всю теплую одежду девушке и теперь стоял в жилетке на рубашку и штанах без подкладки, но не дрожал, хоть и было довольно-таки холодно.

— Он хотел, чтобы его похоронили именно так, — зачем-то сказал Ри.

Гаро подумала, не спросить ли, отчего он так спокоен и не горюет? Или не стоит? Вместо этого она попросила рассказать об Ангимаре. Глядишь, что и выяснится.

— Я дал ему обещание, — Ри еле разлепил посиневшие губы (и все-таки он замерз, хоть и делал вид, что промозглый ветер его не тревожит. Похоже, и в отношении скорби он так же пытается скрыть эмоции). — А он научил, как его сдержать…

Гаро молчала и ждала, когда Ри продолжит.

— За те несколько дней, что прожил здесь, я вспомнил всех, с кем не успел попрощаться в Энфисе… Мельзинга… Она учила меня обращаться с мертвыми и учила почитать предков. Она показала мне эдду, нити сущих.

Инэн Гаро, наш старейшина, он был почти таким же мудрым, как Ангимар…

Ри невольно улыбнулся, а в глаза прокралась печаль и уже через мгновенье полновластно обжилась там.

— Рассказывал мне о том, какой я глупый.

Тара Гнев… Это она пришила мне теплую подкладку. Ее близнецы — единственные, кто выжил тогда. Но где они теперь?..

Майя… Она всегда мечтала сбежать из Энфиса. Однажды нам это даже удалось! Я впервые был абсолютно свободным. Правда, ненадолго…

Ныряльщица заметила, как глаза юноши увлажнились. Он повернулся так, чтобы девушка не видела его лица.

— Папа… С ним я успел проститься, но от того не легче. Я чувствую, что он где-то недалеко, но не могу до него докричаться, дотянуться. Крючья не помогают. Нити сущих будто стали слабее. Как же давно это было…

— Что случилось? — как можно более мягко спросила Гаро.

— Все погибли. Коган Халла, мой дядя и беспощадный каргхар, убил их. Он искал меня и пийр. А я сбежал. Просто взял и трусливо сбежал. Если бы я знал тогда о силе пийра… О себе… Недавно я убил его с помощью камня, который, как оказалось, оставила мне мама.

Голос дрогнул. Гаро поняла, что Ри переживает и поспешила успокоить:

— Он был злым. Ты поступил правильно.

— Ангимар учил, что нет злодеев, но есть зло и моя задача: не впускать это зло в себя. И есть люди, которые не смогли противостоять напору зла. Они слабы. Быть добрым — значит быть сильным и терпеливым. Они не смогли.

— И что теперь, отвечать добром на каждое зло, что творится вокруг?

— Да, и я сначала подумал: легко говорить об этом, когда живешь вдали от зла. Я не смог обрести силу и терпение. Да и вряд ли смогу. Но Ангимар научил меня гораздо большему. Он научил, как простить себя.

Ри снова умолк. На этот раз Гаро позволила ему искупаться в воспоминаниях и не приставала с вопросами. На какое-то время она совсем забыла, что этот высокий, привлекательный своей отталкивающей красотой юноша с начинающими грубеть мальчишескими чертами, вероломно затащил ее в клетку и увез, чтоб сдать религиозным фанатикам для опытов. Завертелось и кануло в небытие и то, что совсем недавно она жила лишь погружениями за хлазолитом на дно океана, то задирая нос перед остальными ученицами, а то замыкаясь в глубоких терзаниях по поводу своего будущего. Она всегда неустанно думала о будущем. Для того и копила хлазу втайне от всех. Но сейчас впервые завтрашний день не волновал Гаро. Ее беспокоило лишь настоящее и то, что она может узнать о себе в недрах Дургам у таинственных горных цнои.

— А что за Сашка, о котором говорил Ангимар? — вдруг встрепенулась мастерица.

Ри ответил не сразу. Он поежился, стряхнул рукой уже не таящий на камнях снег, посмотрел куда-то вдаль, наверно, на ряды прижатой к земле виноградной лозы, а потом, словно вспомнив о вопросе, сказал: