подкреплять христианское учение, а естественные науки следовало преподавать как практические предметы, не поощряя философских рассуждений, которые могли бы противоречить Священному Писанию. Руководящий принцип состоял в том, чтобы светское образование не подорвало ненароком религиозную веру [Стурдза 18186; Стурдза 1833]. Как отмечает Джеймс Флинн, Стурдза наметил общие принципы образования, оставив разработку конкретных деталей на Магницкого, Рунича и их коллег [Flynn 1988: 83–84; Sawatsky 1976: 259–262]. Эти общие рекомендации Стурдзы, подобно его предложениям, высказанным в том же году в «Записке о нынешнем положении Германии», никак не препятствовали откровенному обскурантизму. Его идеи относительно Германии были частично реализованы в Карлсбадских указах, а относительно России – в Казани, стараниями Магницкого. Нет сомнений, что сам Стурдза не стал бы прибегать к таким примитивным мерам принуждения, как Меттерних или тем более Магницкий, но тем не менее он не спешил отмежеваться от их политики в области образования.

Лично к Магницкому и Александр, и Роксандра Стурдзы испытывали симпатию, хотя близко познакомились с ним, по-видимому, только после 1834 года в Одессе. Александр принял за чистую монету резкие и своевременные переломы в идеологии Магницкого в 1817–1819 годы (когда он обрел религию) и 1824 году (когда он предал Голицына) и пришел к заключению, что «Магницкий никогда не был человекоугодником, и более всего дорожил сокровищем совести и веры, которую стяжал и усвоил себе после сильной внутренней борьбы со страстями и заблуждениями юношеских лет» [Стурдза 1868: 932][492]. Однако он не всегда соглашался с репрессивными действиями Магницкого и ему подобных.

Одним из примеров может служить эпизод с И. Б. Шадом, немецким профессором Харьковского университета, которого выслали из России, признав его учение безнравственным и антихристианским. Стурдза писал Голицыну, что Шад стал жертвой университетской интриги, но его заступничество было безрезультатным. Он также не одобрял того, как Рунич обошелся с петербургскими профессорами в 1821 году, хотя и соглашался, что их взгляды заслуживали порицания. Когда Голицын послал ему документы по этому делу, Стурдза пришел к заключению, что «обе стороны были неправы», высказал «несколько замечаний», но отказался каким-либо образом участвовать в этих разборках [Стурдза 1876: 280][493].

Другой случай особенно ярко выявил несостоятельность идейной линии Главного правления училищ. Профессор А. П. Куницын, противник абсолютизма и крепостничества, опубликовал книгу по естественному праву. Она содержала устаревшее изложение теории общественного договора, основанное на лекциях, прочитанных им в Царскосельском лицее[494]. Неприятности начались, когда директор лицея, которому книга чрезвычайно понравилась, попросил представить ее вниманию императора. По прочтении этой книги Ученый комитет и Главное правление училищ пришли в ужас от того, что невинных юношей знакомят с подобными материями, и разработали собственный учебный курс. Как выразился скептически настроенный Стурдза, они пожелали преобразовать естественное право в «практическое богословие»[495]. Поскольку Стурдза оставался в Устье, Голицын в сентябре 1820 года послал ему соответствующие бумаги. Стурдза согласился с запретом, который наложили на книгу его коллеги (проект запрета был, вероятно, составлен Руничем)[496], но доказывал, что их собственные предложения не соответствуют назначению дисциплины, а именно изучению общества независимо от религии. Он предложил сохранить автономность курса естественного права даже после перестройки его в соответствии с религиозными постулатами.

Целью преподавания естественного права было «привести учащихся к сознанию в бессилии нашего разума, не только устроить общества, но даже и познавать без содействия откровения коренные начала гражданского существования в роде человеческом». Разум, сознание, воля были заражены грехом и не годились в качестве основы общественного порядка, поэтому язычники и те, чья религия не была христианской, пытались взять за основу догматы своих ложных верований, а философы придумали с той же целью некое исходное «естественное состояние»[497]. Между тем в основе общества может находиться только религия или ее функциональный эквивалент. Курс естественного права должен был состоять из двух частей. В первой надлежало опровергнуть существующие теории и доказать, что никакого «естественного состояния», за которым будто бы последовала добровольная передача власти индивидуума правительству (или узурпировавшим власть деспотам), никогда не было. На самом деле всегда превалировала монархия как установленное Богом продолжение его патерналистского авторитета. Вторая часть курса должна была дать правильную интерпретацию естественного права и доказать, что системы правления, не являющиеся монархией, являются искажением исторически сложившейся нормы и только подчинение Божьему закону защищает общество от порочных и деструктивных побуждений человека[498].

Стурдза изложил свои соображения в письме, посланном в Главное правление училищ. На собрании правления 10 февраля 1821 года книга Куницына и вопрос о естественном праве в целом обсуждались в течение пяти часов. Было рассмотрено высказанное Руничем мнение, что книга «есть не что иное, как сбор пагубных лжеумствований, которые, к несчастию, довольно известный Руссо ввел в моду и кои взволновали и еще волнуют горячих голов поборников Прав человека и гражданина минувшего и настоящего столетий»[499]. Книга оскорбляет Библию и основанные Господом институты – монархию, брак и родительский авторитет – и потому использование ее в качестве учебника несовместимо с задачами «двойного министерства». В связи со всем этим, вопрошал Рунич, «на чем основана существенная необходимость вводить преподавание сей науки вообще?»[500] В итоге собрание постановило запретить книгу Куницына в качестве учебного пособия, отправить все имеющиеся на данный момент книги по естественному праву в Петербург на проверку и разработать новую учебную программу в соответствии с предложениями Стурдзы. Голицын пообещал изъять все экземпляры книги Куницына из школьных библиотек. За это решение проголосовали все члены правления за исключением Магницкого и Рунича, настаивавших на формулировке, которая показала бы «совершенную ничтожность мнимой науки Естественного Права, не говоря уже о вреде», который она приносит[501]. Они требовали немедленно запретить преподавание этого предмета по всей стране. Спустя несколько дней они представили свои предложения в письменном виде[502].

Решения, принятые по делу Куницына, вскрывают разногласия, существовавшие внутри руководства правления. Рунич и Магницкий требовали совсем отменить эту якобы вредоносную дисциплину. Уваров, влияние которого падало, пропустил собрание, но призывал отнестись к Куницыну помягче как к талантливому ученому и педагогу; он не стал комментировать книгу, сказав только, что вредные идеи, разумеется, нетерпимы. Стурдза разделял критическое отношение Магницкого и Рунича к современной философии, но, с другой стороны, поддерживал и стремление Уварова оградить науку от обскурантистских нападок. А. И. Тургенев точно выразил разницу между Стурдзой и Магницким, сказав, что Магницкий «просится в Стурдзы, не имея ни таланта, ни добросовестности его» [Саитов 1899–1913, 1: 228][503].

Еще больше сомнений Стурдза испытывал относительно состояния религиозных