Шрифт:
Закладка:
Весь следующий год ушел на отмену начинаний «двойного министерства». Вслед за Магницким были уволены Попов и Тургенев, а после смерти Александра и Аракчеев; Библейское общество функционировало под контролем митрополита Серафима, который намеревался распустить его. Православная церковь восстановила свою ведущую роль в обществе, государство перестало покровительствовать мистикам. С преждевременной смертью Александра I в ноябре 1825 года исчезла движущая сила мистических исканий[526]. Николай I, не имевший склонности к религиозным и политическим экспериментам, свойственной его брату, обладал более холодным и прагматичным умом и занялся укреплением самодержавия. Шишков разделял враждебность Николая к «духу времени», однако был не к месту в мире множившихся печатных изданий и университетов, где культурный национализм и без Шишкова был принят как нечто само собой разумеющееся, а развивающаяся критически настроенная интеллигенция создавала обстановку, в которой адмирал чувствовал себя чужаком.
Он старался воплотить в жизнь идеи, которые вынашивал еще до 1824 года, направленные против мистических учений и тайных обществ и имевшие целью восстановление ведущей роли православия и введение строгой цензуры (но не манипулирование общественным мнением – эта идея была слишком новой для него). С его участием был введен запрет печатать тексты молитв на современном русском языке и принят так называемый «чугунный» устав о цензуре 1826 года, настолько драконовский, что Глинка, также временно привлеченный к цензорской работе, выразил мнение, что «так можно и “Отче наш” перетолковать якобинским наречием» [Глинка 1895: 349]. Вера в непреложные истины определяла упрощенный подход Шишкова к усложняющимся реалиям современной жизни, но и взывала к его чувству справедливости, побуждавшему его вступиться (правда, без толку) за преследовавшихся вильненских профессоров и предлагать (тоже безрезультатно) при вынесении судебных приговоров декабристам такую оценку их действий, которая смягчила бы наказание[527].
Из-за своего возраста и темперамента Шишков оказался робким и малоэффективным администратором и предпочитал решительным действиям полемику. Большую активность он проявил во внедрении преподавания славянских языков и литературы в школах и университетах. В 1828 году, когда Шишкову исполнилось 74 года и здоровье его ухудшилось, он подал заявление об отставке, заметив устало, но не без вызова:
Я принужден был принять на себя сие, по старости лет моих и еще более по затруднительности обстоятельств, высшее сил моих бремя. Верность и усердие к вере и престолу подкрепили меня: я, не смотря на дух времени, подвергавший меня ненависти многих, восстал смело и сильно противу зла, распространяемого либеральными учениями и книгами. <…> Может быть, старания мои, при всех поставляемых мне противуборствиях, были не без всякого успеха[528].
Шишков попросил Николая I оставить его только на посту председателя Академии Российской[529]. Академия, и в первую очередь работа по систематизации языка и очищению посредством этого российских нравов, была для Шишкова главным делом на протяжении четверти века – с тех самых пор, как он опубликовал в 1803 году «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», – и он надеялся посвятить этой цели все оставшиеся годы жизни.
Большинство консерваторов, о которых говорилось этой книге, прожили после смерти Александра I еще 20–30 лет (за исключением Карамзина и Ростопчина, умерших в 1826 году), но никто из них не сделал успешной карьеры на государственной службе. Новый император явно не был увлечен идеями романтического национализма и религиозного или дворянского консерватизма. Из советников Александра I Николай оставил легитимиста Нессельроде на посту министра иностранных дел и Уварова со Сперанским как продолжателей традиций просвещенного абсолютизма во внутренней политике; Аракчеева он уволил, а с людьми типа Голицына не хотел иметь дела. Время великих перемен, от создания Библейского общества до военных поселений, миновало. Напрашивается вопрос: что же стало с консерваторами Александровской эпохи после смерти самого Александра?
В 1830 году Татариновой было запрещено проводить молитвенные собрания, однако Попов оставался ее верным последователем, пока в 1837 году один из слуг не сообщил в полицию о том, что он посещает несанкционированные религиозные сходки и преследует одну из трех своих дочерей за отказ участвовать в обрядах, устраиваемых Татариновой; он бьет ее тростью по нескольку раз в неделю, читая в это время длинные молитвы, морит ее голодом и заставляет спать в холодном сарае. Там бедная девушка и была обнаружена полицейскими. Петер фон Гётце пишет на основе свидетельских показаний, что она «казалась более остовом, чем живым существом. На ней видны были следы жестоких побоев» [Дубровин 1895–1896, 5: 243][530]. Кружок Татариновой был по распоряжению властей распущен, саму Татаринову поместили в женский монастырь, а Попова сослали в монастырь под Казанью, где он и жил до самой смерти в 1842 году [Goetze 1882: 229–231][531].
Рунич был снят с должности попечителя Санкт-Петербургского учебного округа в июне 1826 года. Насколько известно, он провел оставшиеся годы жизни в уединении и писал воспоминания, в которых отошел от своих прежних взглядов, бранил Библейское общество и «двойное министерство» и защищал Сперанского. Умер он в бедности и одиночестве в Петербурге в 1860 году [Рунич 1901, 2: 353–357; 5: 373–379; Половцов 1896–1918,17: 592–601].
Некоторые из консерваторов переселились на побережье Черного моря. Магницкий был уволен с государственной службы в 1826 году за растрату государственных средств и выслан из столицы. Он переехал сначала в Ревель, а затем в Одессу, где умер в 1855 году[532].
Князь Голицын при Николае I занимал несколько незначительных государственных постов. Потеря зрения заставила его уйти в отставку, в 1842 году он поселился на вилле в Крыму и умер там два года спустя[533].
Роксандра Стурдза и ее муж граф Эдлинг жили в Германии до 1819 года, когда им пришлось уехать из-за последствий скандала, разразившегося в связи с публикацией книги ее брата «Записка о нынешнем положении Германии» [Sturdza 1818]. Они путешествовали по Италии и Австрии, пока не поселились в фамильном имении Стурдз в Белоруссии, откуда в 1824 году переехали в Бессарабию. Александр I пожаловал Роксандре большую территорию в Манзыре под Одессой, которая представляла собой в то время дикую местность, а при Роксандре стала комбинацией экспериментальной фермы (где работали только свободные
