историография, конечно, объясняет это назначение влиянием царицы и Распутина. Заниматься в очередной раз опровержением этого примитива — дело бессмысленное.

Вторая версия, говорящая о том, что царь назначил оппозиционного, но управляемого думского деятеля Протопопова в угоду мнению общества и Думы, также не убедительна. Таких деятелей в Государственной Думе было, что говорится, пруд пруди. Многие из них были гораздо более популярными, чем Протопопов. Кроме того, назначение члена Государственной Думы на должность министра императорского правительства, с которым в 1916 году думская оппозиция вела беспощадную войну, не только не приветствовалось бы Думой, но наоборот, неминуемо означало бы бойкот такому министру-предателю». Что и произошло, кстати, с Протопоповым. Поэтому, назначая Протопопова на должность министра внутренних дел, царь сознательно шёл на углубление конфликта с «Прогрессивным блоком», а А. Д. Протопопов, соглашаясь на это назначение, проявлял гражданское и личное мужество.

В этой связи весьма интересными представляются сведения, которые сообщил бывший Директор департамента полиции С. П. Белецкий на допросе ВЧСК. Вот отрывок из стенограммы допроса Белецкого: «Член комиссии Родичев: Вы рассказали о той позиции, которую Протопопов занял в конце 1916 года по отношению к Государственной Думе, В чём это формулировалось? Белецкий: Когда я был товарищем министра, он был, говоря нашим техническим языком, нашим агентом. Председатель: Осведомителем? Белецкий: Скорее агентом. Он воздействовал на Родзянку и наводил его, что должен говорить и что не должен, удерживал его и т. д. В это время он мне давал очень много»[653].

Однако остаётся непонятным, зачем Николаю II понадобилось вводить в правительство именно Протопопова? Здесь надо сказать, что Протопопов, кроме перечисленных должностей, был ещё и председателем Союза суконных фабрикантов. Суконная промышленность, так же как и текстильная, находилась под полным контролем «старообрядческой оппозиции». У Протопопова были большие связи среди представителей этой оппозиции (Гучковым и Коноваловым).

При их помощи Протопопов стал с августа 1915 г. членом Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом, а с 1916 г. — избран председателем Совета съездов представителей металлургической промышленности. Все эти «совещания» и «советы», как мы помним, находились под контролем военно-промышленных комитетов.

Д. Е. Галковский справедливо пишет: «Во время войны Протопопов стоит во главе военно-промышленных комитетов, то есть ползучей революции, призванной перехватить рычаги управления и финансовые потоки у власти, а потом с ней расправиться. В условиях военного проигрыша — мгновенно, при победе над Германией — методом экономического саботажа. (Нетрудно догадаться, что последним методом можно было подтолкнуть и первый вариант.) Правительство на это шло, тоже имея свои виды. Например, готовя процессы против комитетчиков-казнокрадов»[654].

Д. Е. Галковский считает, что Протопопов был избран англичанами этаким «троянским конём» и подброшен Николаю II. Царь после упорного нажима английского короля якобы согласился назначить Протопопова управляющим министерством внутренних дел и в результате сам запустил в свое правительство предателя. Эти рассуждения Д. Е. Галковского вновь исходят из старых стереотипов о слабом, управляемом и доверчивом Николае II. Решение царя о назначении Протопопова действительно объяснялось многим из того, о чём пишет Д. Е. Галковский, но вовсе не английским влиянием. Уж как англичане давили на Государя, чтобы он оставил министром иностранных дел Сазонова, как требовали введения «Ответственного министерства», но царь оставался непреклонен. Почему же вдруг в случае с Протопоповым он пошёл навстречу англичанам? Притом, что рассуждения Д. Е. Галковского о каких-либо разговорах англичан с царём по поводу назначения Протопопова не более чем предположение.

Николай II прекрасно был осведомлён о личности Протопопова и его связях. Знал он и о том, что англичане всячески популяризуют его. В апреле 1916 года отправившуюся в Европу по приглашению английского правительства русскую парламентскую делегацию возглавлял именно Протопопов. Это потом Милюков в своих лживых мемуарах будет изображать Протопопова вечно полупьяным, позорящим русских парламентариев. А тогда вся английская пресса восторженно писала в первую очередь именно о Протопопове, а не о Милюкове.

На обратном пути в Россию А. Д. Протопопов задерживается в Стокгольме, где встречается с германским банкиром Максом Варбургом, родным братом члена Бродвейской группы Ф. Варбурга. Официально М. Варбург был «представителем германского правительства». Но то, что это было всего лишь прикрытием, видно из телеграммы германскому посланнику в Стокгольме от заместителя статс-секретаря Циммермана, занимавшегося финансированием революционеров в России. В этой телеграмме Артур Циммерман пишет: «Банкир Макс Варбург из Гамбурга в ближайшие дни прибудет к вам с особо секретным заданием. Для видимости он будет выступать в роли специального уполномоченного немецкого правительства по валюте и вопросам»[655].

Таким образом, Макс Варбург представлял на встрече с Протопоповым не столько германское правительство, сколько всю ту же американскую группу Шиффа, Варбурга, Крейна, Лейба и так далее. Однако официально он считался «специальным уполномоченным» германского правительства, что породило слухи о якобы имевших место переговорах Протопопова и Варбурга о сепаратном мире. Не исключено, что эти слухи активно поддерживал и сам Протопопов. Вот что писал по этому поводу А. В. Герасимов: «Протопопов очень подробно рассказал мне свою историю назначения министром. В качестве товарища председателя Государственной Думы он был выбран председателем той делегации членов Думы, которая совершила поездку к нашим союзникам, посетила Париж и Лондон. Эта поездка, говорил Протопопов, показала мне, что военное положение наших союзников очень невеселое. Положение на их фронтах было очень тяжелым, организация тыла — расхлябана, катастрофы можно было ждать со дня на день. Поэтому, когда в Стокгольме мне через разных посредников было предложено встретиться с представителем германского правительства Варбургом и ознакомиться с германскими условиями мира, я счел своим патриотическим долгом принять это предложение. Встреча состоялась. […] Варбург мне сообщал, что он имеет вполне официальные полномочия передать Государю Императору условия сепаратного мира, которые сводились приблизительно к следующему: вся русская территория остается неприкосновенной, за исключением Либавы и небольшого прилегающего к ней куска территории, которые должны отойти к Германии. Россия проводит в жизнь уже обещанную ей автономию Польши, в пределах большой русской Польши, с присоединением к ней Галиции. […] никакой помощи от России против ее бывших союзников Германия не потребует»[656].

Далее Герасимов сообщал, что Протопопов ему поведал, что он о своём разговоре с Варбургом рассказал Государю, и тот весьма сочувственно отнёсся к идее сепаратного мира, но высказал опасение, что реакция Государственной Думы будет непредсказуемой.

Весь этот рассказ, конечно, далёк от истины. Мы знаем, что Николай II не только не помышлял о сепаратном мире с Германией, но даже любые попытки обсудить с ним подобные предложения резко пресекал. В предыдущих главах мы объясняли, почему сепаратный мир с Германией был губительным для России и почему царь на него не шёл. Любое обсуждение вопроса о сепаратном мире с Германией было высочайше запрещено. Представить