показали себя во всей красе. Ради прибыли готовы были уничтожить тебя, втоптать в землю твои мечты. И я вдруг осознал, что ничем от них не отличаюсь. Я ведь тоже тебя использовал, чтобы произвести впечатление на отца. Чтобы стать его наследником.

– Но это совсем разные вещи! Твои отец и брат пытались украсть мое изобретение – ты и близко ничего такого не сделал!

– И все же мне стыдно.

Я присела рядом. Почему он так переживает? Ведь он меня не обманывал – эту игру мы вели вдвоем. Мне вспомнилось, как он говорил, что боится стать похожим на своего отца.

– Ты совсем не такой, как Кен!

Марко тяжело сглотнул.

– Первые шаги по этой дорожке я уже сделал. Пытался развести Крейга с невестой – и готов был для этого использовать тебя.

– Я прекрасно понимала, что делаю. Ты меня не обманывал и не использовал. – Прикоснуться к нему я боялась, но хотела как-то его приободрить. – На самом деле это я должна просить у тебя прощения.

– За что же? – удивленно спросил он.

– Помнишь, я говорила тебе, что Крейг нужен мне больше всего – или почти всего – на свете?

– Отлично помню… к сожалению.

Я решила, что это добрый знак.

– Так вот: неправда. Я его не люблю. И никогда не любила.

Не знаю, чего я ожидала, но точно не того, что Марко отодвинется от меня и скрестит руки на груди. Закроется.

– Если так, ты очень убедительно имитировала влюбленность!

Он хочет сказать, что поверил?

– Крейг не тот человек, каким я его воображала. Уже довольно давно я поняла, что на самом деле ничего к нему не чувствую. Сам знаешь, я совсем не умею врать. Ты всегда меня насквозь видишь – даже когда я вру самой себе. И тебе.

Марко молчал. Во рту у меня пересохло, сердце так колотилось, что я боялась сердечного приступа. Инстинкты требовали бежать – но я оставалась на месте. Другого шанса признаться во всем у меня не будет. Я буду честной и сделаю то, что следовало сделать давным-давно – выложу карты на стол.

Так что я глубоко вздохнула и заговорила снова:

– Я давно должна была тебе сказать. Но боялась.

– Чего?

– Того, что больше тебя не увижу. Что ты разорвешь наше соглашение, потому что я нарушила правило.

Наступило оглушительное молчание. Наконец он тихо спросил – так, словно уже знал ответ:

– Какое правило, Анна?

В его голосе я услышала надежду. Надежду для него – и для себя, хоть какая-то часть меня продолжала все отрицать, даже сейчас. Но я ее не слушала. Я знала: никогда больше не позволю тревогам брать над собой верх, не дам своим страхам решать за меня.

Да, сейчас или никогда! И с моих губ сорвались заветные слова:

– Что я не должна в тебя влюбляться.

Напряженные плечи Марко расслабились, на лице отразилось глубокое изумление. Даже потрясение. Он еще колебался, не верил – но готов был слушать.

– Так. С этого места давай-ка помедленнее. И поподробнее.

Он не завопил и не бросился бежать – я сочла, что это хороший знак. Меня до сих пор трясло от страха; но, сказав «А», нельзя было не сказать и «Б».

– Я люблю тебя, Марко! Уже давно. Если ты не чувствуешь того же – не страшно, я пойму. И еще я знаю, что тебе очень сложно доверять людям. Почти все, кто был тебе дорог, тебя бросали. Но это правда, Марко: я люблю тебя – и всегда буду любить.

Он молчал, и я видела, как на лице у него одно чувство сменяется другим.

– Помнишь, когда я разбила тарелку, ты сказал: что разбилось – можно склеить. Только знаешь что? Мне кажется, оба мы разбиты, и лишь вдвоем снова станем целыми. Мы подходим друг к другу, как кусочки мозаики. И вместе станем прекрасной картиной. Я люблю тебя – но, если ты не чувствуешь того же, не беда… – Нет, я обещала себе быть абсолютно честной. – Хотя нет. Эти слова беру назад. Конечно, мне будет очень горько. Я ведь не просто люблю тебя – я хочу прожить с тобой жизнь. Вместе управлять компанией, завести животных, родить детей, вместе просыпаться по утрам. До самой смерти.

Ну вот. Теперь я раскрылась вся, до донышка. Мяч на его стороне. Что он ответит?

– Значит, ты меня любишь?

– Еще как! Люблю твое обаяние, ум, доброту, люблю даже, когда ты меня бесишь! – Я сделала новый глубокий вдох. – Как думаешь, ты когда-нибудь сможешь ответить…

Договорить я не успела: он припал к моим губам. Марко целовал меня жарко, страстно, в этом поцелуе ясно ощущались его эмоции. Теперь я не могла больше обманываться. Чистая радость расцвела в моем сердце. Да, он тоже меня любит! Свершилось – отрицать невозможно. Каталина была права, во всем права! Непременно подарю ей что-нибудь в знак благодарности.

Оторвавшись наконец от моих губ, Марко прижался лбом к моему лбу, сжал мое лицо в ладонях. Я держала его за запястья, наслаждаясь силой и надежностью его рук.

– Это не ответ! – поддразнила я, не удержавшись от блаженной улыбки.

Улыбнувшись той самой лукавой усмешкой, что стала мне дороже всего на свете, он ответил:

– Да неужели? У меня есть гипотеза, что дела говорят яснее слов!

– Но мне нужны слова.

Он погладил меня по щеке, так нежно и ласково, что мне показалось – сейчас растаю.

– Я чувствовал себя эгоистом! Хотел целовать тебя, трогать, ни на минуту с тобой не расставаться – но каждую секунду помнил, что ты любишь моего брата. Знаешь, как тяжело любить того, кто любит другого? Анна, я очень старался уважать тебя и твои чувства. И все же столько раз чувствовал, что бессовестно тебя использую!

– Ни разу такого не было, – откликнулась я, прижавшись щекой к его щеке.

– Меня пожирало чувство вины. Я выдумывал эти дурацкие «эксперименты», предлоги тебя поцеловать – а на самом деле просто хотел тебя, хотел безумно и едва мог удержаться. В Вермонте я почувствовал, что все зашло слишком далеко. Но мне было уже безразлично. Я готов был идти до конца. Если бы ты в тот вечер не заболела… – Он умолк и поцеловал меня в щеку. – Я понимал, что переступил черту. Что должен уважать тебя и твои чувства к Крейгу.

– Чувства, которых никогда не было, – поправила я.

Он нежно меня поцеловал.

– Знаю, теперь знаю. Жаль, что не знал тогда! Видишь ли, в любви я прежде был атеистом.