— Прости, зонтик папеньки, так надо, — засипела Марти, тихо усмехаясь, — возвращение настоящей любви требует жертв. Никогда бы не подумала, что обклею свой зонтик такими ужасными поэмами, мы действительно примеряем роль других Особенных, как бы такими не стать!

— Фамильный дробовик Револов… — простонал Кёртис, заклеивая красивую позолоченную гравировку с фамилией пластырем. — Эх, что же с тобой стало… что стало со мной…

— У-у, вот это у меня будет опыт! — весело загоготала Телагея. — Буду на Небесах рассказывать всем-всем-всем, как мне пришлось побывать в теле врага!

Мартисса надела на себя плащ и маску, за ней охающий Керт. Особенные призраки из доблестных героев превратились в жутких мертвяков, от которых прямо-таки веяло духом Отца, смердело могильной пылью и химикатами ядовитого смога. Темно-синие плотные тяжелые мантии создавали впечатление, что по людские души пришли сами всадники апокалипсиса. Маски с выразительными мордами внушали страх и восхищение одновременно, если посмотреть на яркие зеленые плакаты с девизами и лозунгами. Даже у Юнка была маленькая маска! Действительно не узнать…

Эйдан надел плащ и маску, протягивая мне такую же.

Когда посмотрела на себя в зеркало, то сначала испугалась.

— А из меня ничего такая мертвячка, — хохотнула я, чувствуя, как магия Призрачной броши собирается в большой комок и прячется в глубинах мантии, — симпотная…

— А то, — я увидела поднятые уголки губ Эйдана, что уже крепко держал недо Эйнари. — Твоя бледная Броквеновская кожа дополняет ещё!

Сказал Эйдан, который, живя в Броквене, также обладал бледной не загорелой кожей, хах.

Вздохнув и проверив, готова ли моя магия к выходу, я вытянула руку вперёд.

— Каждому нужен Отец? — вопросила, словно какой-то депутат.

Вы спросите, почему я не рассказала ребятам об Отце? Несмотря на то что сходства были, я все-таки… не спешила страшиться. Я уже за жизнь научилась внушать себе, что все страшные мысли — всего лишь в моей голове и только, они не происходят в реальности. Так может быть я нашла сходства там, где их нет и не было в помине? Может, я все же ошибаюсь? Запрограммированный отрицать все страшное, мозг отказывался верить в мои догадки и находил оправдания. Упорно. Мне было так страшно это осознавать, что просто не верилось. Поэтому я решила в кои то веки не наводить суету, собраться с мыслями и подождать до следующего показа воспоминаний. Может, магия ещё даст ответ? Хоть бы это все было неправдой, пожалуйста…

— Каждому нужен Отец, — Эйдан также уверенно протянул замаравшуюся пылью ладонь с растопыренными фалангами.

— Каждому нужен Отец! — ручка Телагеи оказалась третьей.

— Ме-е… — и Юнок потянулся.

— Каждому нужен Отец, — промолвила Мартисса, убирая прядь волос за ухо. Её тонкая нежная ладонь почти замкнула круг.

— Съел протухший огурец, — широкая рука Кёртиса его и замкнула.

Заброшенная лавка наполнилась смехом.

— Кёртис!

* * *

— С наступающей Ночью Активации! — крикнул с нескрываемым восхищением призрак, на белой футболке которого красовалось вытянутое жуткое лицо, обведённое зелёным сердечком. Очевидно, это было предполагаемое лицо Отца.

— И вас тоже, Ребёнок! — ответил дружелюбно Эйдан, махая флагом с надписью «Мы любим Отца». — Да благословит вас Отец!

Мы были в откровенном шоке, когда вышли из леса на большую дорогу. Валялись конфеты, обертки от фастфуда, разбитые колбы и пробирки.

Дорога была усыпана конфетти, остатками пиньят в форме дробовика, мячика, зонтика и других предметов, связанных с Особенными. Я ощущала гнев Эйдана, когда мы натыкались на наши изуродованные фотографии, непонятно откуда взявшиеся: виднелись обгорелые края у моих детских фото с игрушками, глаза Эйдана покрасили зелёным; портрет Телагеи с Юнком оказался испачкан в рвоте, на фотографии маленького Кёртиса в обнимку с щенком красовались непристойные маркерные надписи, портрет изящной Мартиссы просто порвали, а фото женщины средних лет прожгли кислотой.

Вокруг висели разных мастей плакаты и баннеры, на которых часто красовался Отец со шпагой в руках. Высокие, расплывчатые и волнистые фигуры со впадинами вместо глаз сопровождали нас самодовольной ухмылкой, кончики нарисованных шпаг вызывающе блистали. Самые разнообразные надписи вызывали мурашки, они рассказывали о безграничной любви к Отцу, предстоящей Ночи и восстании мёртвых броквеновцев. На зацветших ярко-зелёных деревьях, чьи переспелые плоды светились желтым и белым неоном, висели праздничные ленты, украшения в виде колб с ядом, вытянутых призрачных лиц и маленькими Порталами Безрассудия.

В воздухе витала проклятая зелёная дымка, она объяла каждый пень, покрывая ядовитым блеском. Лужи слизи были на каждом шагу, склизкие и вязкие, они разъедали каменистый асфальт. Живые лианы, словно змеи, расползались по уголкам Джайвана, пропитывая атмосферу смрадом резкой, противной отравы. Коттеджи призраков, которые все до единого являлись химиками и физиками, оплели ядовитые плющи, они были своеобразными заборами. Музыка играла громко, с каждого радио, висевшего на фонарях. Животные-мутанты затаились в кустах и ели упавших с неба рыб и птиц.

А Джайванцы были вообще отдельным видом искусства. Они оделись празднично, в пышные короткие юбки и шаровары с блестящими оборками. Много было тех, кто носил странные маски с рогами или цветами. Оделись призраки и в тематические костюмы, чаще это были длинные плащи, украшения на руках и ушах, ботинки со шпорами и стальные рапиры. Джайванцы нанесли грим с преобладающим зелёным, таскали повсюду плакаты и флажки с лозунгами. В лавках покупали фигурки с Отцом, Порталом Безрассудия и ромбами. Фуд-корты распродавали яд в стаканчиках от кофе, плесневелый фастфуд, которые активно раскупали призраки. Проводились разные конкурсы на улице, дуэли, стрельба, создание зелий… Не осталось и места, где бы не остался след от Праздника.

Мы убедились, что Джайван действительно был местом, которое сделал священным Отец. Здесь было все наизнанку, не так, как в других аномальных местах. Здесь любили и восхваляли Отца, не боясь его, каждый переулок был отравлен, зелёная Отцовская дымка свободно плыла по улицам. Джайванцы знали планы Отца насчёт Портала Безрассудия и Ночи Активации. В Джайване не осталось ни одного призрака, который ждал спасения от меня и Особенных. Здесь их бранили, желали отравления и проклятия Отца. Сабо Гостлен была главным еретиком, а Елена Гостлен — жалким отродьем первой. Заслуги основателей, тех пяти людей, передали Отцу. Природа города — Отец, закон — Отец, культура — Отец, малый бизнес — Отец и даже здравоохранение было заслугой Отца. Джайван полностью переписал историю в угоду своему главному мэру и, можно даже сказать, божеству.

Подавляя гнев, что нарастал в душе с каждой пройденной улицей на пути к главной площади, мы развлекались как могли. Репетировали, одним словом.

— Если попадёте в Телагею Марати, то выиграете большого плюшевого медведя, — громко и весело басил мужик-владелец призового