долгую историю, и даже сейчас она применяется к заключенным во всем мире. Подлинный охват и частота применения данной практики неизвестны. Как часть так называемой «белой пытки», наряду с лишением сна, одиночным заключением и унижениями, она призвана подточить и сломить дух жертвы. По слухам, в американской тюрьме Гуантанамо на Кубе подозреваемых в терроризме пытали громкой музыкой, чтобы заставить их говорить. Доказанным фактом является то, что в багдадской тюрьме Абу-Грейб американские войска в 2004 г. действительно применяли пытки, как «белую», так и физические, в результате которых некоторые заключенные иракцы погибли. Расследование, организованное Сенатом после обнаружения этой скандальной истории, показало, что в качестве средства давления на заключенных использовались в числе прочего шум, громкая музыка и записи криков.

Засвидетельствовано также применение пыток шумом в лагерях допросов ЦРУ. Доказательством служит сделанный в 2014 г. отчет Сената о методах допроса, которые использовало ЦРУ в 2002–2008 гг. Наряду с удушением водой (waterboarding), лишением сна и погружением в ледяную воду секретные службы прибегали и к пытке звуком. В так называемой «Соляной яме» (Salt Pit), секретной тюрьме ЦРУ, расположенной близ авиабазы Баграм в Афганистане, заключенные часами вынуждены были слушать громкую музыку[414]. Использовались также генераторы шума. В отчете приводятся слова сотрудника ЦРУ: «Они никогда не бывали в таких условиях, сенсорная депривация там была абсолютной, то есть постоянный белый шум, говорить нельзя, везде темно»[415]. Многие заключенные вспоминали, что в бесконечном шуме им внезапно слышались голоса их жен и детей[416]. Отупляющий шум применялся также для того, чтобы узники не могли продумать стратегию защиты на допросе и возможные оправдания. В качестве примера сенатская комиссия привела историю одного известного заключенного: Рамзи бин аль-Шибха, принадлежавшего к гамбургской террористической ячейке, члены которой участвовали в подготовке теракта 11 сентября 2001 г. С 2006 г. он предположительно содержался в лагере Гуантанамо. Перед допросом и затем, в процессе, сотрудники ЦРУ включали ему песню «Плеть» (Rawhide) из фильма «Братья Блюз» (1980); услышав эту песню, бин аль-Шибх сразу понимал, куда его ведут и что будет дальше[417].

Воздействие шума может быть ужасным, но жизнь без него невозможна. В XX в. индустриальная цивилизация заново открыла для себя тишину. «У шума много видов, а тишина – одна», – говорил Курт Тухольский[418]. Однако влияет она на людей по-разному. Для кого-то тишина в шумном мире может быть роскошью, кому-то она дарит спокойствие и чувство безопасности. А кого-то, напротив, может беспокоить. Иногда она тревожит и угнетает. Кого-то смена привычной акустической обстановки даже пугает. «Шум не в состоянии разбудить пьяницу, но тишина пробуждает его»[121], – заметил Виктор Гюго[419]. «Шум защищает нас от тягостных раздумий, он разгоняет тревожные сны, убеждает нас в том, что мы тут все вместе и подняли такой гомон, что никто не посмеет на нас напасть, – писал швейцарский психиатр Карл Густав Юнг (1875–1961) в сентябре 1957 г. в Цюрих, Карлу Офтердингеру, профессору юриспруденции и основателю Швейцарской лиги борьбы с шумом. – Не было бы у нас никакого шума, если бы мы его втайне не желали»[420].

Воцарившаяся внезапно, сама по себе тишина для многих современных людей становится странным опытом. Снег приносит в мир звуков великое молчание. Там, где он ложится на землю, как толстое ватное одеяло, становится почти фантастически спокойно. Он приглушает шум города, а в сельской местности позволяет яснее различать звуки, которые иначе нельзя было бы расслышать, – например, как тихо чирикает птица. Природный поглотитель шума, он заставляет современный мир приостановиться, помедлить. «Тишина, безжизненность, беззвучность зимы – тягостно и жутко… Не слышно ни голоса, ни крика, ни шепота, не шелестит ни один листочек… Какое облегчение – наконец услышать шум снега, упавшего с ветки кипариса, сосны или тиса»[421], – описывал канадец Джордж Грин звуки зимы в озерном краю Британской Колумбии.

Особенно поражает снег в городе, где он приглушает весь шум, поднятый людьми. Канадский писатель Хью Макленнан (1907–1990) описывал свой родной Монреаль в 1961 г.: «Ничто не сравнится с тишиной северного города в предрассветных сумерках зимнего утра. Порой что-то шипело или шептало, скользило по окну, и я знал, что это был снег, кроме него – ничего, только звенящая тишина до тех пор, пока по Кот-де-Неж не пойдут трамваи»[422].

Если в большом городе внезапно наступала тишина и ее причиной был не снег – значит, происходило нечто из ряда вон выходящее. После 1945 г. необычный покой неоднократно наступал в результате отключения электричества. Нет ночного освещения, меньше транспорта на дорогах, на улицах почти безлюдно, поскольку закрыты почти все магазины, театры, кино и рестораны. Уровень звука в больших городах высокотехнологичного послевоенного мира резко падал. Самый известный случай такого рода – это «большой блэкаут» 9 ноября 1965 г., затронувший более 30 млн человек между Нью-Йорком и Онтарио (Канада). В течение 12 часов почти нигде не было электричества. Теле– и радиостанции остановили вещание, не было освещения, капала вода из разморозившихся холодильников, не ходили лифты, не работали аппараты искусственного дыхания. Почти 800 000 человек застряли в нью-йоркском метро, где поезда встали прямо на перегонах[423].

Несмотря на внезапное бедствие, было вполне спокойно, наступила почти нереальная тишина. «Большую часть времени запертые нью-йоркцы отдыхали и наслаждались ожиданием», – писал журнал Life[424]. Три часа спустя всех пассажиров вывели из тоннелей – за исключением 60 человек, которые в момент аварии находились в вагоне, проходившем глубоко под Ист-Ривер. Им пришлось ожидать спасения почти 14 часов. В Эмпайр-стейт-билдинг, тогда еще самом высоком здании мира, 13 лифтов остановились между 34-м и 75-м этажами. Застрявших там людей освобождали и выпускали через запасные двери, по пожарным лестницам, даже через проломы в стенах[425]. Компьютеры авиационной метеостанции отключились; к счастью, была светлая лунная ночь, так что всем самолетам удалось благополучно приземлиться. «Если бы шел дождь – такой же сильный, как предыдущей ночью, – могло бы произойти множество авиакатастроф»[426], – писал Life. Нью-йоркский аэропорт JFK не работал 11 часов 55 минут.

Заметнее всего были акустические перемены в большом городе. «Уличный шум превратился в лепет, тишину нарушали лишь болтовня и смех, иногда раздавался вой сирены, сигнал скорой помощи, полицейской или пожарной машины»[427]. Между Квинсом и Бруклином повсюду погасли пульсирующие огни реклам – их заменило мерцание свечей. За эту ночь отель New York Hilton израсходовал якобы 30 000 свечей. Было полностью парализовано движение на Центральном вокзале Нью-Йорка. Около 80 000 неудачливых пассажиров спали на лавках, в вагонах или прямо на полу.