Вильгельм заставил Бюлова назначить князя Гогенлоэ ответственным за колонии. Осенью, однако, князь, атакованный Эрцбергером, подал в отставку; колониальный департамент, до этого являвшийся частью министерства иностранных дел, был выделен в отдельное министерство, и еврейский бизнесмен Дернбург стал его главой. С течением времени это привело к заметным улучшениям, но в первое время критика продолжалась, и в декабре 1906 года партии центра и левого крыла в рейхстаге объединились, чтобы отвергнуть финансовые ассигнования для Юго-Западной Африки. Бюлов сразу же распустил рейхстаг и организовал «готтентотские» выборы.

Эпизод в Альхесирасе повредил репутации Бюлова, и он искал шанс исправить положение. Он имел супругу-католичку и потому постоянно подвергался критике консерваторов за излишнее примиренчество к центристам. Сам Вильгельм с подозрением взирал на влияние, набираемое партией, видя в ней угрозу доминирующему положению в империи протестантской Пруссии. Он уже задумался о смене канцлеров, и шансы на выживание Бюлова значительно снизились. Эрцбергер разыграл свои карты весьма неловко. В выборном манифесте, отправленном генералу, стоявшему во главе Имперской лиги против социал-демократии, Бюлов объяснил, что давно с тревогой относился к зависимости своего правительства от центра для обеспечения большинства. Пока центр не злоупотреблял властью, он считал разумным принимать такое положение. Однако он заметил, что время могло принести перемены в отношения разных групп прогрессистов, повысив их готовность работать с правительством. Поэтому он выразил надежду, что после выборов будет сформирован блок из всех депутатов, готовых трудиться ради национального дела, и этот блок будет достаточно сильным, чтобы дать ему независимость от центра. Последовала энергичная кампания, в которой Бюлов изобразил центристов эгоистичными политиканами, которые ставили преимущества партии выше нужд германских солдат, сражавшихся за свою страну в пустыне. Германская морская лига (официально являвшаяся неполитическим органом) распространила тысячи памфлетов с такими заголовками, как «Ложь мистера Эрцбергера» или «Фабрикация колониальной лжи». Прогрессисты, помня о своих антиклерикальных традициях и желая получить уступки в обмен на поддержку, присоединились к кампании. На избирательных участках консерваторы, либералы и прогрессисты получили 221 место против 176 мест центра, социал-демократов и польской партии (хотя результат в основном можно приписать тому факту, что границы избирательных округов не менялись с 1867 года, поскольку, если говорить об отданных голосах, проигравшие имели большинство в три миллиона).

Бюлову, хотя он и одержал верх, пришлось платить по счетам. Внесение изменений в ряд законов не представляло особых трудностей. Новый имперский закон о союзах (Law of Association), действующий в империи в целом и потому отменяющий отдельные законы ряда отдельных государств, – другой вопрос. В некоторых наиболее прогрессивных государствах его эффект был скорее обратным, и он остановился на грани разрешения союзам рабочих сделать членство обязательным. Но поскольку он все же проделал некоторый путь к даче им правового иммунитета, к нему с большой подозрительностью относились работодатели. Посадовски был уволен из-за несогласия с новой политикой Бюлова, а его преемник Бетман-Гольвег не сумел заставить рейхстаг принять закон. Чтобы добиться своего, Бюлов пригрозил лидерам консерваторов и либералов, что голосование против приведет к его отставке, – уступка парламентским методам, которую осуждали традиционалисты. И все же прогрессисты не были удовлетворены. В январе 1908 года они подали в нижнюю палату прусского парламента предложение заменить всеобщее избирательное право трехуровневой франшизой. В рядах элиты преобладало мнение, что, хотя принятие Бисмарком всеобщего избирательного права для империи было катастрофической ошибкой, больше нет шанса ее исправить. Прусское избирательное право, предусматривавшее открытое голосование и преимущества, которые в результате получали правящие классы, поэтому являлось жизненно важной гарантией сохранения систему правительства из чиновников, ответственных перед монархом, и недопущения его превращения в правительство из политиков, ответственных перед парламентом. А значит, не было и речи о том, чтобы кайзер или его ближайшие советники позволили чаяниям прогрессистов претвориться в жизнь. Если бы Бюлов начал обдумывать возможность подобных уступок, он был бы немедленно смещен. Он зашел достаточно далеко и предположил, что прусская избирательная система слегка устарела, и в декабре 1908 года Вильгельм был вынужден сказать: «Я хочу, чтобы избирательная система претерпела органичное развитие и пришла в соответствие с экономическим прогрессом, распространением культуры и политического понимания, а также чувством национальной ответственности». Но даже эти загадочные фразы, оставшиеся без конкретного применения, заставили консерваторов задуматься, нужен ли блок такой ценой. Если они отзовут свою поддержку или своей бескомпромиссностью спровоцируют прогрессистов на отзыв своей, правительство окажется перед опасностью поражения. План Бюлова показать партиям центра, что он в них не нуждается, оказался явно неудачным.

Среди берлинских журналистов значительную известность приобрел еврей по фамилии Витковски, который в 1892 году основал газету «Ди цукунфт»[49]. Под псевдонимом Максимилиан Гарден он в основном писал статьи сам. Вскоре после прихода кайзера к власти Гарден предложил ему свои услуги, но Вильгельм выгнал его. В отместку журналист обратился к Бисмарку, и тот немедленно его нанял. Он был вовлечен в дело «Кладдерадач» (см. выше); критика кайзера привела к его судебному преследованию за lesema-jeste[50] в 1893 году и приговору за это же преступление в 1898 и 1900 годах к году тюрьмы. Он видел в стремлении Вильгельма принимать все важные решения лично главный источник неприятностей Германии и пришел к выводу, что группа друзей и придворных оказывает на него вредное и неконституционное влияние – в первую очередь Эйленбург. Этим людям, которых Гарден называл камарильей, он объявил настоящую вендетту. В 1902 году или около того он призвал Эйленбурга удалиться от общественной жизни, угрожая придать огласке его моральный облик. После этого Эйленбург отказался от должности поста в Вене, но продолжал общаться с кайзером. Во время марокканского кризиса Гарден разделял мнение Гольштейна, что лучший способ добиться франко-германского союза – унизить Францию. Роль, которую играл Эйленбург, уговаривая Вильгельма занять примиренческую позицию, не осталась незамеченной, так же как то, что французский атташе, с которым Вильгельм общался, находясь в компании Эйленбурга, несомненно, имел гомосексуальные наклонности. Когда Гольштейн подал в отставку, Гарден написал в венской газете, что шпионы и агенты, которых он видел везде, не позволили ему рассказать о том, что действительно важно. После увольнения Бисмарка Франция была изолирована, а теперь в изоляции оказалась Германия. Но Гольштейн пришел к выводу, что человеком, в полной мере ответственным за принятие его отставки и за слабость Вильгельма по вопросу Марокко, был Эйленбург. Он посчитал статью Гардена (и совершенно правильно) рукой, протянутой тайно, и написал письмо, которое «Ди цукунфт» опубликовала, и письмо и статья очень скоро стали неразделимыми.

К этому времен и Гарден собрал из неизвестных источников, среди которых, судя по всему, был Бюлов, много компромата на