испугалась. Я не понимала, зачем нужно одеваться, ведь никто даже не намекнул на возможную опасность! Увидев в коридоре офицера, я спросила: „Что-то случилось? Нам угрожает опасность?“ — „Насколько мне известно, нет“, — ответил он учтиво, негромко и доброжелательно. Затем тот же офицер вошел в каюту чуть дальше по коридору, и я, к тому времени уже не верившая ничему, прислушалась и отчетливо расслышала: „Какое-то время водонепроницаемые отсеки выдержат“. Лишь после таких слов, но не раньше, я поняла весь ужас катастрофы на море. Одеваться как следует было уже поздно; отложив корсет, я быстро надела юбку и пальто; передвигаться в тапочках было удобнее, чем в туфлях. Стюардесса принесла наши спасательные жилеты, и мы надели их. Потом пришел мистер Реблинг и сказал, что он отведет нас к матери своего друга, которая ждет наверху.

Мы прошли мимо „Пальмового кафе“, где всего два часа назад слушали прекрасный концерт, как будто сидели в собственном доме. Мы часто забывали о том, что находимся в океане; почему же не забыть об этом? Мы почти не ощущали движения, не слышали шума двигателей. Ничто не напоминало о том, что мы на корабле. Счастливые, смеющиеся пассажиры поднимались и спускались по широким, крепким лестницам, играла музыка, и корабль плыл — все ближе и ближе к своему концу. Такая короткая жизнь, такая ужасная смерть для этого огромного, огромного корабля! Какое замечательное творение — корабль! Его механизмы казались почти живыми. И вместе с тем корабль — беспомощное дитя, бессильное в борьбе с всемогущим океаном. Большой корабль оказался хрупким, как крошечная шлюпка, и затонул.

Как изменились те лестницы! Вместо смеющейся толпы нас ждали молчаливые, спокойные стюарды; все они держали в руках призрачно-белые спасательные жилеты. На них стараешься не смотреть, даже если совершаешь недолгое плавание на пароме! Тогда же мы видели бледные лица и фигуры, стянутые ремнями белых жилетов… Страшная сцена. Мы шли дальше. Ужасные сцены прощания. Спокойная надежда во взглядах храбрых мужчин, которые смотрели, как их жен сажают в спасательные шлюпки. В такой страшный миг ничто не ускользает от внимания. Мы садились в шлюпку на солнечной палубе, которая находилась в 75 футах над водой. Мистер Кейс и мистер Реблинг, смелые американцы, проводили нас к шлюпке. Не пытаясь спастись, они вернулись назад, на палубу, и достойно встретили свою смерть.

Одну спасательную шлюпку, в которой сидели тридцать шесть человек, начали спускать на воду. Спуск происходил на фоне большого замешательства. Суровые моряки отдавали разные приказы. Ни одного офицера на борту не было. Так как тали заклинило, шлюпка повисала под таким опасным углом, что казалось: мы вот-вот перевернемся. Наконец тали освободили, и мы начали спускаться к черной, маслянистой воде. Когда наша шлюпка коснулась черной глади океана, мне показалось, что я прощаюсь с жизнью. Мы отчалили — крошечная шлюпка в огромном море — и на веслах пошли прочь от корабля, который целых пять дней был для нас надежным домом. Вначале все мы хотели остаться возле „Титаника“. Нам всем казалось, что рядом с кораблем безопаснее. Конечно, такое судно не может затонуть! Я думала, что опасность наверняка преувеличена и скоро нас снова поднимут на борт. Но силуэт нашего громадного корабля все уменьшался. Нос корабля постепенно чернел. Гас один светильник за другим, свет исчезал, и наши морские волки взялись за весла. Нам велели поискать под сиденьями, везде, где угодно — и постараться найти фонарь или любой источник света. Везде было пусто. Воды не было; не было и спиртных напитков. Не было и галет — ничего, что поддерживало бы в нас жизнь, если бы пришлось долго дрейфовать. Если бы добрая „Карпатия“ под управлением прекрасного капитана Рострона и дисциплинированного экипажа не поспешила к нам на выручку, мы бы наверняка все погибли. Наши мужчины не умели ориентироваться по звездам; не сразу они начали дружно грести. Вскоре два весла упали за борт. У мужчин так замерзли руки, что они не могли грести дальше. Мы остановились и ждали, когда они согреют руки и снова возьмутся за весла. Благодаря тому что море было спокойным, как пруд, мы шли ровно. Мы видели, как быстро исчезает наш громадный корабль. Потом на нем осталось совсем немного света — крошечная искорка от фонаря на мачте. Как завороженная, я следила за черным силуэтом до самого конца. Потом над водой поплыл протяжный стон; послышались ужасные крики тонущих людей. Я услышала: „Ребята, корабль пошел ко дну; гребите к дьяволу отсюда, иначе нас накроет огромной волной!“ И ужас, беспомощный ужас, худший из всех — неужели так нужно было?

Сегодня часто задают вопрос: „Обсуждалась бы так же катастрофа «Титаника», если бы не огромные богатства, которые на нем перевозили?“ Конечно, ведь при катастрофах богатство теряет всякое значение, зато всегда учитываются человеческая благотворительность, человеческий ум и героизм. Из-за того что затонул огромный корабль, погибли многие поистине великие люди — великие как с нравственной, так с политической точки зрения. Не случайно день за днем весь мир задается вопросом: почему так произошло? Неужели доброе Провидение приложило руку к случившемуся? Нуждался ли наш народ в таком мощном ударе, призванном доказать, что человек стал слишком самонадеянным, слишком уверенным в своей власти над Божиим морем? В ту страшную ночь Господь сыграл свою роль в спасении многочисленных душ в спокойнейшем океане. Человек сыграл свою роль в том, что торопил хороший корабль, торопил его вперед вопреки доводам рассудка. Из-за того что пытались выиграть несколько часов времени, потеряли тысячу жизней! И ради чего? Чтобы крупнейший из кораблей прибыл в порт на несколько часов раньше ожидаемого! Рискнуть всем, но спешить, скорее вперед! Столкновения с айсбергом можно было избежать. На помощь мог прийти человеческий опыт, но этого не произошло.

Стремление жить проще, вдали от пышности и показной роскоши, в прошлом способствовало формированию нашей американской нации. Чего же мы требуем сегодня? Той же самой ненужной роскоши. Если бы на нее не было спроса, не было бы и предложения. Вместо спортивных залов, плавательных бассейнов и чайных комнат лучше было бы разместить на корабле необходимое количество спасательных шлюпок; их хватило бы не только для пассажиров, но и для членов экипажа, которые помогали управлять кораблем на море.

Рядом со мной в шлюпке сидели мать и дочь (миссис Хейз и миссис Дэвидсон). Мать оставила на „Титанике“ мужа, а дочь — отца и мужа; когда мы приближались к другим шлюпкам, эти две охваченные горем женщины звали их по