И под камнем, поставленным в угол, который образовали обе стены, нужно понимать Его пришествие, объединившее Ветхий закон с Новым, так как в одном находит подтверждение другой <…> Также сказал он святому Петру, когда тот опознал Сына Божия, чтобы тот был тверд как камень, так как на нем, который был настоящем камнем, возведет Свою церковь, освященную на жертвенном камне, что находится на алтаре[875].

Снова перед нами идея единства, центральная для определения божественного имени, также как и отсылка к алтарю, то есть имени Бога, которое следует сразу за «Angulus» в списке закона 1 и представляет основной контекстуальный элемент для понимания важности закона 105. Присутствие жертвенника обобщает эти две темы, упомянутые в начальной главе.

Имена происходят из разных источников. Те, что начинаются на E, восходят к Liber de nominibus hebraicis святого Иеронима[876]. Остальные основываются на Этимологиях святого Исидора (VII, I) и Interpretationes Hebraicorum nominum Ремигия Осерского[877]. Помимо этих известных библейских перечней, также возможно влияние Distinctiones dictionum theologicalium Алана Лилльского в отношении имен на А, за исключением имени Auxilium. Несмотря на отсутствие широкого распространения, этот текст был среди рукописей эпохи Альфонсо Х, сохранившихся в библиотеке соборного капитула Севильи. Еще предстоит провести более подробное исследование, а также изучить историю распространения текстов Doctor universalis в Испании, чтобы прояснить их конкретное использование.

Перона предположил, что этот начальный указатель Семичастия мог быть подражанием кабалистическим образцам[878]. Тем не менее некоторые признаки заставляют меня отвергнуть такую возможность. Во-первых, потому что Семичастие должно было включать всего сорок девять божественных имен, а не семьдесят два, как книга Зоар. Во-вторых, как мы только что убедились, все использованные для создания этих списков источники – произведения христианских писателей, хотя включают еврейские имена. Не было необходимости прибегать к кабалистическим текстам, чтобы найти необходимый материал. Наконец, еще один аргумент: авторы Семичастия, как я продемонстрировал в другой работе относительно закона 69, в котором речь идет о Тетраморфе[879], используют только один еврейский источник и один арабский, и оба служат контрпримерами для подтверждения правоты христианской веры. Допущение кабалистического влияния означало бы несоответствие общей динамике текста.

Прежде чем завершить анализ первого закона, мы должны упомянуть один факт, на который до этого не указывали. Действительно, принято считать, что последовательные переработки Партид объясняются контекстом и, в частности, восстанием магнатов и конфликтом из-за престолонаследия. Хотя появление Семичастия относится к последним годам правления Альфонсо Х (1282–1284), эта ономастическая игра, помимо того что устанавливала связь короля с его предками, также могла символически представлять его потомство. По моему мнению, первый закон не только недвусмысленно выделяет имена Фернандо и Альфонсо как членов правящей династии и создателей правового свода, но также подспудно содержит имена Фернандо и Альфонсо де ла Серда, считавшихся законными наследниками на момент написания Семичастия. По выражению Ж. Мартена, это произведение должно было являть собой «наставления в форме завещания», одновременно духовный завет потомкам и политическое завещание в момент кризиса.

Таким образом, первый закон Семичастия – это беспрецедентное появление короля как автора и как властителя. Это попытка создания всеохватывающего документа, как в буквальном и стилистическом смысле, так и в символическом и формальном. Он искусно сочетает в себе библейскую формулу, ономастический указатель и расшифровку графического символа, предназначенного для репрезентации монархии. Так, он не только переосмысляет содержание юридических кодексов, представляя короля посредством новых приемов письма, но также служит своего рода введением к тексту особой сложности.

История веры, история знания, история закона

Второй аспект, который необходимо отметить, это включение в Семичастие истории культов, что делает более понятной преемственность между юридическим дискурсом и историографическим материалом, всегда присутствующую в культурном проекте Альфонсо Х. Речь идет об истории Откровения или, вернее, точного наблюдения и оценки действительности при помощи зрения и интеллекта. Изображение этого пути через видимое к невидимому сочетает эмпирические, исторические и научные элементы и, давая необходимую картину, предвосхищает нормативное содержание Первой партиды.

Можно выделить пять этапов в этой истории: сны и феномены восприятия, четыре природные стихии, эвгемеризм и идолопоклонство, планеты и астрологические знаки. Первый этап соответствует законам 12–18 – ряду глав, основанных на перечне, который предлагает Макробий в своем «Комментарии к сну Сципиона», посвященном оптическим, онейрическим и эмпирическим явлениям (взгляд, убеждение, прихоть, фантазия, сон, видение и объяснение эвгемеризма). Эти практики представляют собой «нулевой уровень» верования и познания в той мере, в которой они являются непосредственными формами восприятия абстрактной реальности. Каждый феномен – это звено в своего рода цепи связанных между собой определений и соответствует определенной степени восприятия. В отличие от своего древнего образца, Семичастие содержит не интерпретацию снов, а микротрактат о сенсорном и когнитивном опыте, который ведет к ошибочному восприятию реальности и, как следствие, божественного. Отметим, что из упомянутых феноменов трем ранее уже были даны определения во Всеобщей истории и Семи Партидах.

Содержание этих законов позволяет с большей точностью опровергать некоторые их верований, упомянутых далее. Культ огня, например, сравнивается с прихотью (antoiança):

И люди, поклонявшиеся этой стихии, по прихоти своей считали ее более благородной, чем три другие, потому что она выше всех возносилась к небесам, и была очень светлой и сверкающей чудесным сиянием[880].

Подобным образом эвгемеризм приравнивается к фантазии (ffantasía), от которой люди отстранились: «И потому люди оставили эту фантазию»[881]. Через тематику зрения и видения в тексте указывается на двойное возвышение: человеческого взгляда от непосредственного окружения к небесным сферам и человеческого понимания от явлений природы до видения Бога-Отца на троне. Заключение закона 17 – первый теоретический этап этой истории, так как в нем определены цели авторов:

И потому мы хотим показать все эти верования, каждое так, каким оно было для людей, его исповедующих, чтобы те, кто услышит о них, узнали, откуда взялись эти заблуждения, заставлявшие людей неразумно ошибаться[882].

Прежде чем приступить к выполнению этой программы, в законе 18 читателю напоминают, что только Бог достоин почитания – риторическая предосторожность, предшествующая перечислению нечестивых культов.

Второй этап касается людей, поклонявшихся стихиям: «тех, кто первыми начали поклоняться стихиям». В главах 18–22 в рамках одной и той же текстуальной модели описываются культы стихий. Этот этап, чья длительность не указывается, нашел свое завершение в идее разложения:

Потому поклонение четырем стихиям длилось долго, пока не поняли люди, что эти вещи подвластны разложению и что есть другие, более благородные, неподвластные ему,