– Замечательно, – пробормотала Вэл себе под нос, предчувствуя бессонные ночи, проводимые в попытках отыскать уязвимые места в непробиваемой версии обвинения. – Полицейские не обнаружили при обыске бриллианты и документы наших драконов, ценные бумаги и артефакты рода высших демонов, а ты их в куче «барахла» не видела?

– Нет, их там не было. Я составляла реестр всего, что складировали в лаборатории, размещала всё по ящичкам, и этих позиций не имелось изначально. Но заказчик не объявлялся, никаких претензий не выдвигал, так что я не стала лезть на рожон и выспрашивать, где недостача в сравнении со списками содержимого ячеек.

– Все остальные члены банды в один голос уверяют, что заказчика у грабежей не было.

– Будь я среди этих «остальных», я бы говорила то же самое. За прожитые годы во мне так и не проснулся рыцарь в белом, готовый воевать против Мирового Зла.

– Куда испарились деньги, у ведьм-налётчиц не спрашивала?

– Я же сказала: не имею привычки лезть на рожон. Девочки принесли немного наличных, мы их честно разделили между собой, а спрашивает у нас только тот, кто мало дорожит своей жизнью. Насколько я слышала, они доложили полицейским, что оставляли часть украденного в нашем специально обустроенном схроне в горах – мы частенько использовали его как перевалочный пункт.

– Официальные показания мне известны. Если вдруг вспомнишь что-то ещё, проси позвать к тебе адвоката.

Вэл успела собрать бумаги и подняться из-за стола, когда ведьма встрепенулась и решительно произнесла:

– Стой. Я вспомнила. После первого ограбления я случайно подслушала телефонный разговор Адама Хоупа с тем, в ком заподозрила того самого главного заказчика нашей конторы: очень уж... специфическими были реплики Адама, что доносились до моих ушей. В конце он произнёс одну фразу, которую я вначале ни с кем не смогла связать, а теперь мне подумалось, она относилась к тебе, адвокат.

– Почему тебе так подумалось?

– Кажется, больше никому не пытался открутить голову неизвестный сильный Иной, – с сарказмом заметила ведьма.

.

Надзиратели увели арестантку. Задумчивая Вэл вышла из тюремной комнаты для свиданий и чуть не врезалась в широкую грудь бывшего супруга. Чтоб ей белым пухом обрасти, она стала чересчур рассеянной после болезни! И слишком расслабилась в полицейском участке в окружении верных товарищей, даже появление новых запахов перестала мониторить. Вот так и сваливаются на головы адвокатов очередные неприятности!

И нападает из-за угла коварное чувство полнейшей растерянности...

Легко сталкиваться с прошлым, когда твёрдо определилась, как относиться к тем событиям и людям, что остались за закрытой дверью прошлых лет. Когда завёрнута в ледяной кокон намерения вычеркнуть из сердца прежнюю привязанность и закована в броню убеждённости верности всех своих поступков и решений. Когда твои мнения и отношения сформированы раз и навсегда и нет сомнений в надёжности тех оснований, на которых базируются твои мнения и отношения. Когда тлеющая в сердце старая любовь – единственное препятствие на пути к будущему счастью, и ты твёрдо веришь, что сможешь загасить дьявольский огонёк осквернённых, но не растоптанных до конца чувств. Вера, увы, не всегда оправдывается, но само её наличие помогает дышать и жить дальше. О том, как жить, Вэл могла бы написать десятки горьких томов, в которых главная мысль выражалась бы словами Ядвиги Коста: «Самоуважение – неплохая, в сущности, штука, и безразличие к мужчине должно рождаться и расти пропорционально количеству невыполненных им обещаний».

Рождения равнодушия к этому мужчине она так и не дождалась. За пять лет противостояния самой себе успело сложиться впечатление, она ушла от него для того, чтобы день за днём его вспоминать и мысленно к нему возвращаться. Даже чёртово уважение к бывшему мужу не кануло в Лету, подогреваемое его судейской мудростью, честностью и неподкупностью, умением разглядеть часто скрываемый второй план во множестве гражданских и уголовных дел, выносимых на его рассмотрение. Прямо скажем, трудно не уважать сильнейшего Иного, не упивающегося своим превосходством над окружающими, а направляющего весь ум и силы исключительно на дело защиты Справедливости. Той Справедливости, что одинакова для всех: и людей и монстров; тех, кто завален деньгами, и тех, кто с трудом зарабатывает на свой кусок хлеба. Изменившийся статус-кво их личных отношений не затронул принципов их совместной работы в сфере права: как судье Вэл доверяла Кэмпбеллу безусловно. Она лишь утратила возможность доверять ему, как близкому мужчине.

Раньше...

...но не теперь.

Теперь ей казалось, с кожи содрали непробиваемую чешую – настолько беззащитной она почувствовала себя под взглядом серебристо-серых, стальных глаз. Настолько не представляющей, что сказать и как сказать. И где сказать – ведь явно не в коридоре тюрьмы для Иных, в котором любой охранник за версту услышит маломальский шёпот! И по которому в их сторону уже направляется Вэнрайт, желающий выспросить всё, что ей позволит рассказать адвокатский долг перед клиентом.

– Ты согласилась взять её в подзащитные.

Судье удалось произнести фразу абсолютно нейтральным тоном, а Вэл усомнилась в своей способности ответить так же. Задушив в зародыше поднявшуюся в душе бурю чувств и вцепившись в мысль, что держать лицо необходимо прежде всего в тех случаях, когда невероятно трудно его удержать, она произнесла:

– Я не нашла веских оснований для самоотвода. Casus belli*, выдвинутый вами, в моём случае не сыграл решающей роли.

Кэмпбелл будто вмиг постарел. Искристо-серые глаза безнадёжно погасли, он глухо подтвердил:

– Приоритетная вина лежала не на ведьме.

Заскрежетав клыками и проклиная все на свете неудачные стечения мест и обстоятельств, Вэл уверено заявила:

– И не на вас. Один из основополагающих принципов правоведения гласит, что ни у кого, даже у самого сильного Иного, нет обязанности исполнить невозможное. Например, жить в вечном недоверии ко всем или противостоять ядам, с которыми никому не под силу мгновенно управиться.

Вэнрайт притормозил, расслышав диалог, а судья впился взглядом в лицо адвоката, тщетно стараясь прочитать в его выражении всё, о чём та думает, и какой смысл вкладывает в свои изречения. Вероятно, что-то судье всё-таки удалось угадать верно, так как лицо его чуть разгладилось.

– Я могу зайти сегодня в вашу контору? – спросил он.

– Боюсь, сегодня на своё рабочее место уже не попаду: мне надо поговорить с полугоблином, а потом тщательно изучить опросные листы присяжных и совместно с Дереком Ривзом согласовать предварительный состав их коллегии. Мой личный помощник закрыл офис на время моей болезни, и я намерена оставить его закрытым до окончания слушания дела «Скандальных ведьм».