— Ха! Ха… А хороший вопрос, — врач заглянул в одну из палат. — Вертолёт забрал местного генерала и какого-то старика, прибежавшего к нему в спешке, но… Быть может, конечная цель была не на авианосце или… Нет, не имею ни малейшего понятия. Знаю только одно: если бы знал о девчонке, потребовал бы для неё место ещё в прошлый раз. Но дерьмо случается, верно?

— Тогда скажи ещё одно: разве всё это не «строжайшая военная тайна»?

— Пф… Бросьте. Даже если бы и была — я, считайте, должен вам. Ваша малышка и её состояние были единственным поводом двигаться для всех этих ленивых ублюдков. Когда я прилетел — здесь не было практически ничего, но стоило мне выдать список, как они обшарили все аптеки в городе. Да, там было пусто, но всё-таки… Ладно. Думаю, я сказал вам достаточно, чтобы вы не вырывали меня из работы вопросами? — ответом послужил кивок. — Отлично. В таком случае, извольте — долг зовёт, — мужчина пожал руку старику, немного испачкав ладонь того кровью. — Эй, Ирвин! Ирвин! Какого дьявола ты снял перевязь?!

— Подождите! — остановил его Хан. — Здесь была девушка и парень из гражданских? Странно одеты, с небольшими рюкзаками, есть акцент?

— Были. Ушли ещё дня… четыре назад.

— Куда?! — но доктор его уже, увы, не слышал. — Блять… Ладно. Были — уже хорошо.

У Её «палаты» было всё так же тихо. Ни шёпота солдат, ни писка какой-нибудь аппаратуры, ни даже простого шума от хлама за серым окном — просто тишина. Кто бы мог подумать, что это и просто кусок ткани, висящий на железных кольцах, могли быть такими страшными? Но они таковым были — несколько раз Уильям из Джонсборо подносил руку, чтобы отдёрнуть занавес, и каждый раз оставался ни с чем. Ещё раз. И ещё раз. В конце концов, он схватил ширму за край и резко отдёрнул. Беззвучно. Пожалуй, самым большим желанием за все те сотни мыслей о Девочке для него было то, чтобы она просто узнала его. Тщетно. Сделав пару шагов, он наконец увидел Её. Она была в бреду — ёё побледневшее личико, мокрый от жара лоб, накрытый компрессом — теми самыми «народными» средствами — синяк на щеке, который поставил ещё он — всё было так, словно и не проходило нескольких недель, будто бы он, старик из Джонсборо, отнёс беглянку из Аркадии в это здание только вчера. Но прошли недели. И самым ярким доказательство тому, что всё шло плохо, была окровавленная перевязь у тазовой кости. Всё ещё окровавленная. Рядом с Ней лежала его кепка, скинутая на пол то ли случайно, то ли впопыхах, а у самого угла — дробовик, который, видимо, никто не пожелал брать в качестве платы за спасение. Да, то всё точно было лишь вчера.

Хан медленно подошёл к Ней и осел рядом с «кроватью» — старым матрасом, взятым неизвестно откуда, который лежал на двух сдвинутых столах. Молчал. Долго. Просто вслушиваясь в её сердцебиение, в надежде уловить хоть что-то, он обдумывал то, что должен сказать так, будто его услышат.

— Я… Я…

«Я многое хотел сказать, — он опустил голову и уставился в пол, глубоко дыша. — Представлял нашу встречу как угодно, но только не так. Ожидал горы вопросов, просьб, кучу разговоров, в которых я, обычно, не люблю участвовать… А теперь даже не знаю, что сказать. Я…»

— Прости меня.

«Наверное, не стоило мне ничего делать. Уверен, ты бы сбежала от тех ублюдков рано или поздно, а сейчас я… Нет. Прости. Прости. Это всё ещё сложнее, чем я себе представлял. Это… А теперь я даже не смогу поговорить с тобой так, как ты хотела бы. Вообще никак не смогу. Чёрт… — он запустил руку в волосы, потирая лоб. — Я вытащу тебя отсюда. Да, доктор говорит верно, но нужно убедиться, что один из раненых вояк отдаст тебе место. Уж я-то уговорю его, — Девочка лишь тяжело дышала, сотрясая воздух. — Было бы здорово, если бы всё обошлось… Было бы? Не знаю. Я много что могу предложить, как наёмник, но мало что могу, как человек… Шанс на лучшую жизнь? На кораблях военных её полным-полно. Нет болезней, нет заражённых, нет враждебных людей… Да, мы могли бы с тобой отправиться в Вашингтон, но сейчас… Сейчас сделка с военным — лучшее, что я могу, и, что важнее, это единственное, что тебе нужно. А значит — остальное не важно. Знаю, что ты можешь очнуться до завтра или прийти в себя, но… Захочешь ли ты лететь, зная, что я останусь? Я бы… Я бы не захотел». Уилл Хантер поднял кепку с пола и повесил на ствол дробовика. Взгляд его упал на серое окно — на орду, проходящую в самых низах города. Одинаковые, безликие, все они когда-то жили и умерли. Единственное, что от них осталось — воспоминания. Если осталось. Он развернулся и ещё раз взглянул на серое тельце.

— Всё будет в порядке. Верь мне. Мы с тобой… обязательно увидимся.

В центре временного госпиталя было куда оживлённее — те военные, что были в состоянии хоть как-то передвигаться, делали это изо всех своих сил — таскали ржавые койки, разбирали завалы хлама, чистили оружия — пользу приносили здесь все и каждый, потому что почти все понимали одно: им здесь жить.

— Кто из вас?! — прокричал он на весь зал, встав в центре. — Кто из вас не полетит вместо неё?!

По залу тут же пополз шёпот, шум утих. Мало что Хантер мог различить из монотонного бреда, но одну фразу он услышал чётко: «Это тот самый, что принёс её. Уильям». Позади наёмника возникла фигура Джеймса — кажется, тот спустился на крик, донёсшийся до него и Хеллера.

— Я, — послышался высокий голос из толпы.

Из-за ширмы «вышел» парень низкого роста с длинным чёрным ирокезом набок. Без правой ноги вплоть до колена. Старик сразу узнал лицо парнишки — именно у него он забрал винтовку ещё тогда, когда ног было две.

— Чего ты хотел от меня?

— Хочу убедится в том, что ты не передумаешь.

— Это шутка, да?

— На словах много кто герой. Я не хочу, чтобы в последний день, визжа, словно истеричка, заявлял, будто это место по праву принадлежит тебе, Ларри,