рыба проглатывает маленькую, а потом кит проглатывает всех.

Она подняла на него глаза.

– Мы хотим, чтобы нас проглотил кит?

– Да, если этот кит сицилийский. – Он прищурился и тихо сказал: – Двадцать бирем[26] по сто весел в каждой, и у них есть греческий огонь. На этом корабле всего шестьдесят весел, и матросы сегодня уже выдержали один бой. Нас настигнут еще до захода солнца.

Греческий капитан велел приковать рыцарей Алиеноры кандалами к бортам корабля, а для охраны приставил солдата.

– Будет о чем поведать внукам, если доживу до того времени, когда на свет появится их отец, – сказал Сальдебрейль, бряцая железным браслетом. – Идут мне украшения, мадам?

– Молчи, дурак, – огрызнулась она.

– Значит, не идут. – Он усмехнулся. – В таком случае нужно поскорее от них избавиться.

Алиенора встретила его взгляд, а затем посмотрела на небольшую выпуклость в верхней части его сапога.

Сицилийские биремы настигли греческие корабли, когда солнце начало опускаться к горизонту. Поднялся вечерний ветер, усилив волны, а из-за спин преследователей набежали тучи, угрожая летним штормом. Их корабль, не сумев обогнать преследователей, повернул к бою. Алиенора поджала губы, глядя, как греческая галера барахтается на воде. Команда на носу готовила греческий огонь, чтобы извергнуть его из бронзового рыла на подступающего врага, и Алиенора вдохнула чужеродный запах: маслянистый, жирный, сдавливающий грудь.

Две группы кораблей сблизились друг с другом, и из латунных труб вырвались струи пламени. Среди хаоса приказов корабли бешено маневрировали парусами, чтобы не попасть под смертоносные фонтаны огня. Паруса превратились в пылающие лохмотья красного и золотого цвета в тон небу. Люди живыми факелами прыгали в море, где и горели, пока неугасимый греческий огонь распространялся по воде подобно закату.

Веревки из виноградной лозы зацепились за борт их корабля, и команда бросилась отбиваться от абордажников мечами, дубинами и топорами. Сальдебрейль дотянулся до сапога, выхватил нож и быстрым движением вонзил его в бедро солдата, наблюдавшего за ними. Когда тот с криком упал, Сальдебрейль дернул его к себе, вытащил нож и добил. Затем он схватил топор стражника, сбил им цепь и встал перед Алиенорой, чтобы защитить ее, хотя в итоге это оказалось ненужным. Битва между греками и сицилийцами была кровавой и жестокой, но закончилась быстро.

Алиенора перешла на новый корабль, когда остатки греческой флотилии были либо уничтожены, либо перешли в руки сицилийцев. От дневного света остались лишь тусклая красная полоса на горизонте да многочисленные маленькие огоньки на воде, словно упавшие звезды, освещающие тела и плотики.

Сицилийский капитан, крепко сложенный смуглый мужчина средних лет, с почтением проводил Алиенору и ее свиту в палубную каюту на корме судна.

– Мы преследуем этих волков уже несколько дней, госпожа, – сказал он, – и следим за вашим флотом.

– Жаль, что вы не догнали нас на несколько часов раньше, – ответила Алиенора, – но я все равно благодарю вас. – Она увидела, что он с ожиданием смотрит на багаж, который его люди перенесли с греческого корабля. – Конечно, вы будете вознаграждены. – Лучше было расплатиться добровольно, чем смотреть, как снова кто-то будет рыться в ее вещах, да и с командой лучше поддерживать хорошие отношения. Все они были пиратами в той или иной степени, и она чувствовала себя так, словно ее снова взяли в плен.

Капитан благодарно поклонился.

– Мадам, служить королеве Франции – большая честь, но я принимаю ваше щедрое предложение.

Алиенора подняла брови. Она не говорила, что будет щедрой.

Уже совсем стемнело, а под посвежевшим ветром корабль брыкался, как резвая лошадь. Она услышала, как матросы перекрикиваются, закрепляя такелаж, и скрыла улыбку. Пройти через все это только для того, чтобы попасть в шторм и погибнуть, было бы величайшей иронией судьбы.

Стоя на мысе, Людовик смотрел на море в спокойный ясный день поздней весны. Сицилийское солнце грело его шею, а бриз доносил запах тимьяна и соли.

– Я не знаю, жива она или мертва, – сказал он Тьерри де Галерану. – Вестей нет, а прошло уже много недель. Если бы она попала в плен к грекам, я уже знал бы об этом. Они бы прислали мне злорадные письма. – Он прикусил ноготь большого пальца, изгрызенный до крови.

– Значит, ее судьба сложилась иначе, сир, – ответил де Галеран.

Людовик помрачнел.

– Прошлой ночью мне приснилось, что она пришла ко мне, утопленница, вся блестящая от травы, и обвинила меня в своей гибели, собираясь задушить.

Тьерри скривил губы.

– Это всего лишь дурной сон, сир. Вы должны молить Бога о помощи и мире.

– Я должен был вернуться за ней, когда греки напали.

– Она бы вернулась ради вас? – спросил Тьерри.

– Дело не в этом, – нетерпеливо ответил Людовик. – Мы не знаем, что с ней стало. Если бы я был уверен, что сон – вещий и она мертва и утонула, я мог бы оплакать ее и снова жениться, как только вернусь во Францию, и управлять Аквитанией от имени нашей дочери. Вместо этого – тишина, и что мне с этим делать? Сколько мне еще ждать?

Тамплиер положил руку на плечо Людовика сочувственным, интимным и одновременно предостерегающим жестом.

– Вам следует подготовиться к отъезду, и, если королева не вернется к тому времени, когда вы будете готовы, считайте, что ее больше нет.

Людовик поджал губы. Хотя временами он ненавидел Алиенору, бывали моменты, когда всплывали воспоминания об их первых днях и беспокоили его. Ему нужно было рассечь эти узы, но, когда дело дошло до последнего взмаха мечом, он не смог этого сделать. А если она и в самом деле погибла в море, этот грех будет на нем до самой могилы, что бы ни говорил Тьерри.

Алиенора открыла глаза в комнате, залитой насыщенным и нежным цветом. Кровать была твердой и прочной. Она не качалась на волнах; не было слышно ни грохота воды о корпус корабля, ни хлопанья парусов, ни скрипа весел в портах. Зато доносилось пение птиц, тихо переговаривались слуги, и повсюду царил покой. Напротив ее кровати находилась фреска с изображением пятнистых леопардов, которые самодовольно прогуливались среди финиковых пальм и пышных апельсиновых деревьев.

Постепенно она вспомнила, что находится в безопасности в сицилийском порту Палермо, где вчера вечером наконец-то сошла на берег. Из-за сильной непогоды бирема сбилась с курса. Пережив два шторма, которые отбросили их далеко на юг, они восстановили повреждения на Мальте и отправились на Сицилию, но снова попали в шторм и ввязались в новые стычки с греками. К тому времени когда корабль бросил якорь в Палермо, Алиенора провела в море уже