советники его переубедили, – сказала Алиенора. – Он не хочет касаться меня, потому что, по его словам, я запятнана и не слушаюсь Бога, как должна, и поэтому Бог отказывается благословить нас наследником – хотя, если Людовик не исполняет супружеский долг, откуда взяться наследнику? Однако он знает, что, согласившись на аннулирование брака, потеряет Аквитанию и уважение. Его открыто назовут слабым. – Она печально улыбнулась. – Он не может жить со мной и не может жить без меня и поэтому скрывается в своих маленьких странствиях, где он может быть королем Франции со всем достоинством и без проблем. Может удовлетворять свои духовные потребности и забыть, что у него вообще есть жена. Это своего рода аннулирование брака, только неофициальное. – Выражение ее лица ожесточилось. – На обратном пути в Париж мы посетим Рим, и там я надеюсь на положительный исход.

Мелисенда бросила на нее обеспокоенный взгляд.

– Вы настроены решительно?

– Мои посланники уже в Риме, они действуют от моего имени.

– А что произойдет, если аннулирование брака состоится? – Королева Иерусалима покачала головой. – Вы станете для кого-то очень желанным призом. Богатая, способная родить еще много детей. Любой честолюбивый дворянин захочет такую жену!

– У меня есть верные защитники, – храбро ответила Алиенора. – Я сделаю то, что должна.

– Тогда я желаю вам всего хорошего. Мир, как вы знаете, переменчив, и стоит смотреть вперед и планировать несколько вариантов исхода.

– Я всегда старалась поступать именно так, – ответила Алиенора. – В Антиохии меня застигли врасплох. Я недооценила врага и потерпела поражение.

Мелисенда бросила на нее косой взгляд.

– Вы, должно быть, знаете о слухах, которые ходят о вас и вашем дяде в Антиохии. Я ни на минуту не верю им, потому что знаю, как бывает, когда клевещут те, кто намерен сбить тебя с пути, но клевета прилипает.

– До меня доходили эти сплетни, – абсолютно спокойно ответила Алиенора, слегка подавшись назад, потому что Мелисенда коснулась слишком болезненной темы.

– Вам нужно родить сына и стать вдовой, – сказала Мелисенда. – Так женщине лучше всего приходить к власти – если только вы не желаете уйти в монастырь. Впрочем, сыновья однажды вырастут и заберут власть себе. Они будут бороться за нее так же, как боролся бы муж. Так устроен этот мир.

– Как это меня может утешить? – спросила Алиенора, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

– Я не предлагала вам утешения, – холодно ответила Мелисенда, – но если вы собираетесь строить планы на будущее, следует принять во внимание и такой исход.

– Моя наследница – дочь, – сказал Алиенора. «Мои сыновья умерли».

– Я тоже была наследницей своего отца, как и вы. – Мелисенда подалась вперед, подчеркивая эти слова. – Вы еще достаточно молоды, чтобы начать новую жизнь.

Алиенора отпила вина и успокоилась.

– Именно так я и намерена поступить, – сказала она.

Людовик праздновал Рождество Христово в Вифлееме под холодным, усеянным звездами небом, стоя на коленях у святыни, расположенной на том месте, где в хлеву появился на свет Младенец Христос. Слезы возвышенного восторга текли по его лицу. Алиенора праздновала рядом с ним, хотя это едва ли было в ее силах – радоваться появлению на свет Святого Младенца, когда ее собственный сын лежал в безымянной могиле, известной только ей. Она устала быть гостьей Иерусалимского королевства. Как ни нравилось ей общество Мелисенды, она была готова уехать. Все повеления, все порядки, все управление осуществлялось по чужой воле, и это был не ее дом. Людовик оставался одержим паломничеством. Как маленький ребенок, жаждущий сладостей, он жаждал еще, даже несмотря на их избыток.

Французская армия потерпела поражение в сентябре, и войска начали расходиться по домам. Брат Людовика Роберт отправился с большей частью французского войска, оставив ядро солдат и слуг – достаточно для свиты, но не для армии. Людовик говорил, что вскоре последует за ним, но намерение не пошло дальше слов и вскоре было забыто.

Алиенора бродила по своим покоям в Иерусалиме, как заключенная, хотя у нее были все удобства. Она ходила на базары и в бани. Посещала местные святыни, молилась у Гроба Господня. Она читала, вышивала, играла в шахматы, писала письма и ждала. Людовик же не делал никаких попыток вернуться домой. Оставалось еще много святынь и священных мест, которые нужно было увидеть, а некоторые и посетить повторно, чтобы навсегда сохранить в памяти. Пока он был занят, ему не нужно было думать о том, что его ждет: о трудностях правления и решениях, связанных с будущим. Он спрятался среди славы Божьей и видел только ее.

Сугерий присылал Людовику письма с настоятельной просьбой вернуться, и король отбрасывал их, едва ознакомившись с содержанием. Алиенора тоже получала письма, от своих дворян и священников, и, хотя ей Сугерий не писал, прекрасно знала, что происходит.

– Сугерий теряет власть, – сказала она, заводя с Людовиком разговор, прежде чем он успел исчезнуть в очередной поездке. – У нас нет причин оставаться здесь. Ты посетил все важные места и множество других, куда менее известных. Франция погрузится в хаос, если ты не вернешься, и Аквитания тоже.

– Ты преувеличиваешь, – с мрачным видом прорычал он. – Сугерий ведет себя как старуха – слишком много суетится, но еще способен держать всех в узде.

– Нет, – покачала головой Алиенора. – Сугерий – старик, который начинает сдавать. Править Францией должен ты, а не он. А у меня есть долг перед моим народом в Аквитании – как я могу выполнить его, находясь здесь? Сколько еще мы сможем править на расстоянии, Людовик? Твой брат Роберт угрожает отобрать регентство у Сугерия, а твоя мать его подстрекает. Рауль де Вермандуа сидит и ждет. Даже если мы выступим сегодня, ко времени нашего прибытия в Париж получится, что нас не было целых три года. А мы не отправимся ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, ни даже через неделю, и все это время власть во Франции будет сползать в хаос. Когда ты в прошлый раз получил письмо от Сугерия?

– Отстань от меня, – огрызнулся Людовик. – Времени достаточно, и Христос должен быть на первом месте.

– Тогда хотя бы скажи, когда мы уедем? По крайней мере, я смогу начать приготовления.

– После Пасхи, – ответил он. – Я отпраздную Пасху в Иерусалиме, а потом подумаю об отъезде.

– До этого еще более двух месяцев.

– У тебя будет время подготовиться, – холодно бросил он. – До тех пор я отказываюсь об этом говорить. Я встретил в Вифлееме Его Рождество. Теперь я буду праздновать Его смерть и воскресение в том месте и в то время, где это произошло.

В его глазах вспыхнул упрямый