камень, завернутый в слой овечьей шкуры. На ее безымянном пальце сверкало рубиновое кольцо, сообщавшее всему миру, что она теперь законная жена Рауля де Вермандуа. Его первая жена умерла, тем самым устранив препятствие для их брака, и они были приняты обратно в лоно церкви.

Дети носились и играли вокруг сестер, бросали снежки, дразнили друг друга, их голоса звенели, как хрусталь, в неподвижном воздухе сумерек. Четырехлетняя дочь Алиеноры с ее длинными льняными волосами и голубыми глазами в сумерках ничем не выделялась среди других. Она была хрупкой девочкой, но в ее худощавом тельце крылись энергия и сильная воля, и Мария бесстрашно спорила со своими кузенами де Вермандуа. Алиенора оставила ее едва учащейся ходить, еще младенцем на руках, а вернувшись, увидела требовательную длинноногую девчушку. В материнских чувствах образовался пробел. Алиенора не ощущала связи с дочерью: слишком долгой была разлука. В ее душе накопились лишь тоска и сожаление. Она снова носила ребенка, зачатого во время пребывания в Тускуле на пути домой, но отстранялась от этого, потому что думать о будущем было слишком больно.

– Тебе все равно придется скоро рассказать обо всем Людовику, – сказала Петронилла, когда они остановились возле скамейки, оглядывая заснеженные клумбы. Алиенора привезла розы из сада в Палермо, но они зацветут только летом. – Я видела, как он посмотрел на тебя сегодня, когда ты отказалась от форели с миндалем.

– И тогда я стану пленницей, – с горечью ответила Алиенора. – Как только он узнает, что я беременна, заточит меня в покоях и пришлет своих лекарей и священников. Будет следить за мной день и ночь. Сейчас он почти невыносим. А каково будет, когда он узнает? Как ты думаешь, он разрешил бы мне сейчас гулять с тобой в саду? Заявил бы, что ночной воздух вреден для ребенка и я должна быть осторожнее. Обвинит меня в небрежности.

– Но тебе все равно скоро придется это сделать, – упорствовала Петронилла. – Он, конечно, мужчина, но считать умеет. Ты всегда говоришь мне, что я должна думать о практических вещах.

Алиенора помрачнела.

– Да, но не сегодня. Мне нужно еще хотя бы несколько дней свободы.

Петронилла прищурилась.

– Ты мне ничего не рассказываешь. Рауль видел переписку аббата Сугерия в твое отсутствие. Ты добивалась аннулирования брака, когда была в Антиохии, и потом, когда отправилась в Рим. Рауль сказал, что Людовик будет самым большим дураком в христианском мире, если согласится на это и потеряет тебя и Аквитанию.

– И все же он был готов согласиться, – ответила Алиенора. – Это папа связал нас узами и отказался расторгнуть брак, сентиментальный старый дурак. Он уложил нас в постель и обещал Людовику сына.

Она прижала руку к животу и выдохнула струйку белого пара.

– Но если бы папа согласился, что тогда? – спросила Петронилла. – Что бы с тобой было? Ты все равно не была бы свободна – ты женщина, одинокая и без наследника, но еще можешь родить детей. Тебя наверняка бы кто-нибудь захватил. Рауль сказал, что ты ведешь себя так же глупо, как Людовик.

– Рауль, похоже, часто высказывается по многим вопросам, а тебе очень хочется принять его слова за истину, – огрызнулась Алиенора. – Рауль ничего не знает о моем положении. Я не хочу делиться с ним своими планами, и на то есть веские причины.

Глаза Петрониллы вспыхнули гневом.

– Он всегда был верен Людовику.

– Не сомневаюсь, что он прикрывал все выходы и входы. Да кто такой Рауль, чтобы судить о глупости с его репутацией? Ах, хватит! Я не стану с тобой спорить.

Впереди по снегу пробирались дети. Маленькая Мария поскользнулась и упала. Ее нижняя губа задрожала, и девочка расплакалась. Кузина Изабель подняла ее на ноги, но Мария побежала за утешением к Петронилле.

– Тише, любовь моя, тише, – сказала Петронилла и наклонилась, чтобы погладить Марию по щеке согретой у камня рукой. – Ничего страшного, маленькая царапина, правда? Все пройдет. – Она обняла ее и поцеловала.

Алиенора смотрела на них, ощущая пустоту и боль в сердце.

– Пойдем, – отрывисто сказала она, поворачиваясь к воротам сада. – Пора возвращаться, становится холоднее.

Неделю спустя, поздним зимним вечером, когда лютый холод все еще испытывал терпение людей, Людовик сидел в своих покоях в Большой башне. Ужин закончился, свечи были зажжены, и все расслабились. В этот раз Людовик не молился, а беседовал с домочадцами. Тьерри де Галерана тоже не было рядом, он отправился по делам в свои поместья в Монлери, и поэтому атмосфера установилась более непринужденная.

Дети придворных играли в простую игру в кости возле очага, то и дело раздавались их короткие возгласы. Скоро придет время ложиться спать, и няньки не спускали с них глаз. Сын и тезка Рауля слишком разбушевался, и кубики отскочили от стола, покатившись под другой, за которым разговаривали взрослые. Маленькая Мария подползла за ними, а потом завизжала, когда собака решила лизнуть ее в лицо.

Рауль подозвал гончую и заглянул под стол.

– Что ты делаешь, дитя?

– Ищу кубики, мессир, – прошептала она и протянула их на ладони.

– А я-то подумал, что шпионишь! – сказал Рауль, поджав губы. Взрослые неловко умолкли.

– Что такое шпионить, мессир?

– Слушать, что говорят другие, но так, чтобы они не узнали, что ты их слушаешь, а потом рассказывать услышанное другим. Если повезет, за сведения даже заплатят.

Она не сводила с него глаз.

– Это называется рассказывать сказки.

Плечи Рауля затряслись от беззвучного смеха.

– Полагаю, что да. Просто помни, что все знания стоят денег.

Он коротко улыбнулся Алиеноре и, поднявшись, присоединился к игре в кости, собираясь показать детям один из своих фокусов.

Людовик покачал головой и весело фыркнул.

– Дурак, – сказал он.

– Неглупый дурак, однако. – Она наблюдала, как Рауль перегнулся через стол и показал фокус с исчезновением только что полученной игральной кости. Мария прильнула к его ноге, как котенок, напившийся молока, и он погладил ее по голове.

Алиенора опустила голову. Она понимала, что пора сказать обо всем мужу. Улыбка Рауля была предупреждением.

– Людовик, – проговорила она. – У меня будет ребенок. Ты снова станешь отцом.

Выражение его лица стало совершенно бесстрастным, а потом затрепетало, будто водная гладь под каплями дождя.

– Это правда? – спросил он. – В самом деле?

Алиенора кивнула и крепко стиснула зубы. Ей хотелось плакать, но не от радости.

– Да, это правда, – подтвердила она.

Людовик взял ее руки в свои и наклонился вперед, чтобы поцеловать в лоб.

– Это самая лучшая новость, которую ты могла мне сообщить! Папа был прав и мудр. Это действительно новое начало. Я буду охранять тебя, заботиться о