— Сходи подмойся и постели чего-нибудь на диван, чтоб не испачкать, — определился Серега.

Настроение, конечно, уже было не то, что пять минут назад. Трахнув Варьку в миссионерской позе, Рубайло сбегал в ванную и, не опуская глаз, под краном сполоснул член.

Возвратившись в комнату, заглотил ещё пятьдесят капель и отдал очередные указания:

— Выстирай мое шмотье, кроме штанов. Выстираешь, повесь на батарею сушиться. Штаны вычисти как следует щёткой. Ботинки тоже почисти. Чёрный крем обувной есть у тебя? Найдешь, в общем. Сейчас час дня, я ложусь спать. Не шуметь мне тут. Разбудишь ровно в четыре. Шмотки мои к четырем должны быть сухими и поглаженными. Поняла?

— Поняла, Сережа, — Варька смотрела на мужчину своей мечты влюблёнными глазами.

13

09 января 2000 года. Воскресенье.

14.00 час. — 15.15 час.

Воскресный день Паша Комаров посвятил делам житейским. Свояк Никита уговорил его помочь в ремонте квартиры в доме на улице Коммунистической. У Никитоса приболел напарник, а хозяева, планировавшие новоселье к Восьмому марта, торопили. Никита, инженер-конструктор в прошлой жизни, вертелся на рынке отделки квартир года три, набил руку на доморощенных евроремонтах, стал по Острожским меркам хорошо зарабатывать. Взял Mazda Xedos 9 девяносто пятого года выпуска в приличном состоянии, супругу одел с головы до ног в фирму, скирдовал деньги на квартиру. Глядя на него, жена стала тыкать Пашу в Никиткин положительный пример, говорила: «Увольняйся из своей милиции, просись к Никите в бригаду, будем жить как люди». Комаров старался не обращать внимания на нравоучения, отшучивался. Ленка дулась на его шуточки и, положа руку на сердце, причины у нее для этого наличествовали.

Самым больным местом был у них квартирный вопрос. В двухкомнатной «брежневке» Паша проживал с женой, сыном-первоклассником и матерью. Жильё это батя, царствие ему небесное, получил в семьдесят первом году от завода. Квартира имела планировку «вагончиком», в проходной комнате на диване размещались Паша с женой, а в маленькой обитали Ванька с бабушкой. Комаров понимал, что вчетвером им на двадцати семи квадратах тесно, что Ваньке для нормального развития нужно собственное пространство, своя комната необходима, но выхода из ситуации не видел. Он, само собой разумеется, стоял в очереди на улучшение жилищных условий по месту работы, но за все девять лет его службы в милиции квартиры в УВД получили человек пять и все, как на подбор, начальники. Совершить обмен на трехкомнатную с доплатой также было нереально, доплату эту самую скопить не удавалось. Жили от зарплаты до зарплаты. Даже с учётом того, что «рубоповцы» состояли в штате областного аппарата, и оклады у них были побольше, чем у оперов районного УР, ежемесячное Пашино жалованье на государевой службе редко когда превышало шесть тысяч рублей. И это с учетом специального звания «капитан милиции», надбавки за выслугу лет, пайковых и эпизодически случавшихся премий. Жена работала рядовым бухгалтером на заводе, оклад имела смешной, а у матери, наоборот, пенсия была одни слёзы. Хорошо ещё, что за коммунальные платежи в связи с Пашиным милицейством пока платили в половинном размере, да на общественном транспорте он бесплатно ездил. Пока, потому как в последнее время упорно стали циркулировать слухи, что вскоре ментовские льготы отменят. Очевидно, мудрым правителям державы показалось, что у милиционеров в каком-то месте лишний жирок завязался. Спору нет, многие жили ещё хуже, но Ленка категорически отказывалась на них равняться.

Вторым незатухающим очагом напряженности, прямо производным от первого, являлось наличие на одной кухне двух хозяек. Критика неумехи-невестки со стороны свекрови носила тотальный характер. Сначала Ленка молча выслушивала нравоучения, но потом ей надоело, и она начала отвечать. В большинстве случаев ссоры происходили в Пашино отсутствие. После стычек женщины не разговаривали друг с другом неделями. В эти фазы атмосфера в доме накалялась до такой запредельной степени, что казалось, если в воздухе вдруг проскочит малейшая искорка, вся зыбкая конструкция их сосуществования с грохотом разлетится на атомы и молекулы. С проблемами на работе, казалось бы, куда более сложными, Комаров справлялся, а вот от домашних неразрешимых заморочек у него дымились мозги.

Паша относился к категории идейных сотрудников, малочисленной во все времена, а в нынешние смутные вообще подлежащей занесению в Красную книгу исчезающих видов. Простой парень из рабочей семьи, хорошо умеющий отличать белое от чёрного, он пришел в милицию после срочной службы вполне осознанно. Начинал там, куда его определил кадровик, — инспектором в отделе по делам несовершеннолетних, через полтора года перевелся в уголовный розыск по смежному профилю, в группу по малолеткам. Там (Острог — город маленький) был замечен начальником РУБОПа Птицыным, которому приглянулись солдатская исполнительность, упертость и работоспособность смуглого лейтенанта, внешне напоминавшего героев фильмов киностудии ДЕФА про индейцев. Вадим Львович предложил Паше попробовать себя в качестве сотрудника подразделения по борьбе с организованной преступностью. Было это первого июня девяносто шестого года. Комаров дал согласие не раздумывая, о таком предложении он мог только мечтать.

В то время рубоповцы заслуженно считались элитой оперативных служб МВД, отечественным аналогом ФБР. Освобожденные от рутинной текучки, суточных дежурств и «отказных» материалов, они имели возможность сконцентрироваться на разработках лидеров преступных группировок. По многим позициям РУБОП давал фору органам госбезопасности, пережившим в девяностых череду болезненных реорганизаций. Со дня своего образования межрайонный отдел с дислокацией в городе Остроге ходил по области в передовых. Результативность малочисленного подразделения, состоявшего всего из пяти оперативных сотрудников и водителя, удивляла людей, сведущих в борьбе с криминалом. Рубоповцы сажали бандитов планомерно, прореживая их разросшуюся популяцию. Сами того не подозревая, они воплощали в жизнь догмат основоположника ленинизма о неотвратимости наказания за каждое совершенное преступление. И братва уверовала в то, что если за кого-то взялся «шестой» отдел — можно сливать воду, посадка неизбежна. Проносясь ночами по улице Ворошилова на крутых и не очень иномарках, бандосы видели как светятся окошки рубоповских кабинетов на третьем этаже УВД. От этой картины в стриженых башках зарождались тревожные мысли, что опера из «шестого» отдела никогда не спят и круглые сутки мутят поганку против честных пацанов. Так работало нехитрое ноу-хау Птицына, предложившего, уходя с работы, оставлять включённым свет в кабинетах, занимаемых отделом. В ту пору для РУБОПа существовал единственный показатель — сажать участников ОПГ по любым поводам: за хулиганку, за