Покинув быстрым шагом территорию больничного комплекса, Рубайло пересёк проезжую часть и углубился в жилой массив. В лабиринтах «спального» района, застроенного серыми панельными пятиэтажками-близнецами, он почувствовал себя в безопасности. Головного убора у Сереги в наличии не имелось. Подняв воротник куртки, он двигался дворами, резал микрорайон по диагонали по направлению к частному сектору, к «Салтанихе». От студёного воздуха свободы голова шла кругом, но сейчас Рубайло в ней и не нуждался. Он перемещался в пространстве на автопилоте. Конечной целью его маршрута, выверенного за долгие семь суток, проведенных в спецприемнике, была Варька Овечкина, проживавшая на Эстакаде. Из всех своих тёлок Серега выбрал Варьку по нескольким причинам. Она обитала на собственной жилплощади, отличалась покладистым характером, и около неё Рубайло не засветился. Шукать его у Варьки сто процентов не будут. Серёга надеялся, что искать его менты особо рьяно не станут вовсе, он же не побег из-под стражи заделал, а всего лишь с суток сдернул. Конечно, для порядку мусора сегодня прокатятся по нескольким известным им адресам, напишут бумажки, что не нашли сбежавшего и махнут рукой. Мало, что ли, у них других забот, поважнее?

Пока Рубайло добрался до Варькиной «хрущёвки», продрог он, как бобик бродячий. Не май месяц стоял на дворе, градусов пятнадцать верных, да еще ветерок посвистывал. Без шапки, шарфа и перчаток прогулка через полгорода — не в жилу.

«Только бы эта дура деревенская дома оказалась», — заклинал Серега, яростно оттирая на ходу замерзшие уши.

Варька оказалась дома. Его неожиданному приходу она обрадовалась.

— Здравствуй, любимая, — целуя в дверях женщину, сказал Рубайло. — Со всеми прошедшими тебя!

Они не виделись с первой декады декабря. Тогда Серёга закружил с козырной парикмахершей Оксаной, с ней старый год провожал и новый встречал.

Рубайло вел себя так, как будто всего на полчаса отлучался. Стащил куртку, повесил на вешалку, сбросил тяжёлые ботинки, с наслаждением пошевелил окоченевшими пальцами. По крохотной прихожке в момент расползлась удушливая вонь от сопревших носков и немытой плоти.

— Варюш, я прямиком с кичи, прикинь… Ничего, если я у тебя на пару дней кости брошу? Сделай тогда ванну погорячее, приготовь пожрать чего-нибудь горяченького, жиденького…

Из-за спины хозяйки опасливо высунулась белобрысая мордочка с двумя хвостиками, Варькина соплячка.

— Привет, мелкая, — подмигнул девочке Рубайло. — Чего тебе Дед Мороз подарил?

Не дожидаясь ответа, Серега продолжил инструктаж:

— Мелкую сплавь пока к матери. И ещё это, водки купи нормальной литр, две пачки «Мальборо» красного, пару носок на сорок пятый размер и бритвенных станков одноразовых.

Предполагалось, что денег у Варьки, работавшей приёмщицей в химчистке, в избытке.

Хозяйка засуетилась, словно казака с германского фронта дождалась. Зажгла на кухне газовую колонку, намыла ванную, пустила воду, стала собирать дочку, которая, узнав, что мама собирается отвести её к бабушке, заревела басом. Рубайло сморщился: и тут, бл*дь, покоя нет, прошел в ванную, совмещённую с туалетом и, присев на унитаз, начал раздеваться. Продырявившиеся, колом стоявшие носки брезгливо бросил в угол, это — на выброс. По уму туда же следовало отправить и трусы с майкой, однако запаса у него не было. Трусы, рубашку и майку Серега покидал в эмалированный таз под ванную. Варьке сегодня предстоит постирушка. Джинсы, которыми он неделю полировал шконку спецприемника, тоже нуждались в стирке, но если их простирнуть, они не высохнут до вечера, поэтому придется довольствоваться тем, что Варька почистит их сырой щеткой.

Оставшись без одежды Рубайло, осмотрел себя, досадливо кривясь. Запаршивел он, благо, весь в расчесах и прыщах. Под левой ключицей след от укусов клопа, ровно, как на швейной машинке простроченный, проходил поверх вытатуированной в центре круга из колючей проволоки свастики, знака центрового отрицалы. Под второй ключицей напорюха синела также авторитетная: в перекрещенном прямоугольнике — заглавная буква «З», свитая из колючки. Эта наколка свидетельствовала, что её обладатель осуждён за вооруженные нападения. Напорюхи — заслуженные, не как у многих фуфлыжников, на любом сходняке Серега ответит за свои партаки. Грудь, спина, руки и ноги у Рубайло поросли черной курчавой шерстью. После зоны он так и не отъелся, мослы торчали наружу. Ну это ладно, салом обрастать ни к чему, а вот подкачаться, в спортзал походить, грушу постучать следует. Надо себя в форме держать, работы впереди — море. И с хмурым[116] пока подвязать нужно.

Проверив рукой воду, Серега залез в успевшую на четверть наполниться ванну. Вытянулся, ноги на стенку задрал, туловище погрузил в горячую воду.

— Кайф!

Деликатно постучав, заглянула уже одетая в пальто Варька.

— Сережа, можно зайти?

— Чего тебе? Прикрой за собой, дует.

— Я чего подумала, Сережа, — Варька, цокнув каблуком по кафелю пола, сделала короткий шажок к умывальнику и из пластмассового стаканчика достала изогнутый бритвенный станок голубого цвета. — Станок-то может не покупать? У меня есть, новый… почти…

— Чего?! — Рубайло сел рывком, колыхнув своими девяносто килограммами воду, она плеснулась через край ванной. — Ты чё, дура?! Опарафинить меня хочешь? Ты станком этим манду себе броешь, а я им рожу скоблить должен?! Ты чё, курица? В натуре?!

Варька оторопело ресницами коровьими захлопала. Серёга, увидев, что глаза у бабы на мокром месте, заставил себя попридержать характер, бикса эта ему нужна сегодня, хотя за такую заявку стоило разок ей в хавальник сунуть.

— Ладно, проехали, — смилостивился Рубайло.

Накосячившая Варька покидала помещение на цыпочках. Серега, покопавшись на полочке, висевшей в углу, вытащил зеленую пластиковую бутылочку с шампунем. Отвернув крышку, понюхал, пахло свежим яблоком. Ему понравилось, и он вылил под струю, бьющую из крана, половину бутылька. В ванной немедленно начала расти белоснежная пахучая шапка.

Отмокая в душистой пенной воде, Рубайло стал проворачивать планы на вечер и дальше. Если с ближними вопросами всё было внятно, с дальними, куда более серьезными, не вытанцовывалось. Его мобильник, в который он вбил номер телефона московского положенца Арчила, остался на вещах в спецприемнике. И это было хуже херового. Диктуя при встрече свой номер, положенец велел его запомнить, но Серёга был тогда крепко на кочерге, и побоялся забыть спьяну. Подумал ещё: «Не к спеху». Ограничился тем, что в записной книжке зашифровал Арчила как Аню. В трубке у него десятка три всяких-разных телефонов вбито, по большей части — бабских.

«Менты, к гадалке не ходи, первым делом в мобильник сунулись, уроды. А ну как они по своим каналам установят Арчилов номерок и на прослушку его поставят? Или с моего сотика позвонят ему. “Здравствуй, Аня, — скажут, — Привет тебе от