Шрифт:
Закладка:
Девочка смотрит на меня, и у нее дрожат губы. У нее текут сопли, и я вытираю их своим рукавом. Я начинаю подпевать песенке, меня совершенно не заботит мое любительское исполнение, ведь моей единственной слушательнице всего два года.
Крупная слеза скатывается у нее по щеке, а потом на ее губах появляется прекрасная безмятежная улыбка. Улыбка, которая захватывает все мое существо, улыбка, которая навечно завоевывает мое сердце.
Глава 32. Мейсон
Меня раздирают противоречия. Я испытываю благоговейный трепет. Я потерял дар речи.
Я хочу вломиться в палату и взять свою израненную дочь на руки. Первобытное желание защищать ее – защищать их обеих – очень сильно. Но то, что я наблюдаю сейчас в окне отдельной палаты Хейли, очень похоже на чудо.
Пайпер держит на руках мою дочь – она держит ее так, как мать держит своего ребенка. Она покачивается взад и вперед, качая Хейли мягкими успокаивающими движениями. Когда Пайпер немного поворачивается вбок, я вижу, что ее губы шевелятся. Похоже, она поет.
Я медленно и осторожно приоткрываю дверь, чтобы их не потревожить. До моих ушей долетает музыка, и я улыбаюсь. Откуда она узнала, что надо включить именно эту песню? Но дыхание у меня перехватывает не от песни, а от голоса Пайпер. Я не слышал ее пения с того дня, когда мы только познакомились, и она пела у меня в машине. Мои ноги приклеились к полу, я завороженно слушаю, как любовь всей моей жизни поет и утешает мою хрупкую дочь. Хейли держится за Пайпер так, словно от этого зависит ее жизнь. При виде крепнущей связи между ними мое сердце переполняется радостью.
Доктор заверил меня, что Хейли не получила серьезных повреждений. Возможно, понадобится наложить несколько швов и шину или гипс на руку. И хотя, как отец, я хочу сейчас подойти и взять Хейли на руки, как мужчина, я понимаю, что этот момент слишком важен для них, и поэтому не мешаю им.
Когда я увидел у своего подъезда Скайлар, которая бежала ко мне с перепуганным видом, я понял, что случилось что-то ужасное. Я подумал, что что-то случилось с Пайпер. Когда я узнал, что моя дочь попала в больницу, я испытал почти то же самое, что чувствовал после аварии, в которой погибли мои родители. Пока мы с Скайлар мчались в больницу, перед глазами у меня стояли их истерзанные умирающие тела.
Сегодня был один из тех дней, когда я был счастлив, что меня узнают. Медсестра без вопросов пропустила меня внутрь, а врач появился почти немедленно – я даже не успел дойти до палаты Хейли. Слова врача меня обнадежили. Для Скайлар и ее родных не было причин оставаться в больнице и всю ночь не спать, поэтому я отправил всех домой – обнять своих собственных детей – и пообещал сообщить им, если что-нибудь изменится.
Сейчас, стоя в дверях и глядя на Пайпер и Хейли вместе, я понимаю, что в этой палате находится все мое чертово будущее.
Хейли ерзает на руках у Пайпер и замечает меня.
– Папа! – визжит она и протягивает ко мне ручки.
В два прыжка я оказываюсь перед ней и беру ее маленькое травмированное тельце на руки. После долгих объятий я осматриваю ее повреждения. Слезы щиплют мне глаза, когда моя двухлетка начинает плакать, бормоча что-то нечленораздельное про то, что у нее болит рука и стучит в голове.
– Все будет хорошо, солнышко. Папа рядом. Доктор скоро придет и вылечит тебя. А потом мы поедем домой. Хорошо?
Она хлюпает носом и кивает.
Я смотрю на Пайпер, которая отошла в сторону, чтобы не мешать общению отца и дочери.
– Не могу выразить, насколько я тебе благодарен за то, что ты была здесь. Ты в порядке?
Блестящими глазами Пайпер смотрит на Хейли и прижимает руку к сердцу. Потом кивает, слезы текут из ее сияющих зеленых глаз. Клянусь, что я вижу, как за этими слезами происходит нечто необычайное. Кажется, это называется исцелением.
У себя за спиной я слышу какой-то шорох. Врач и медсестра вкатили в палату столик, накрытый голубой тканью.
– Мистер Лоуренс, мы пришли наложить Хейли швы, – объясняет доктор Уорнер.
Медсестра объясняет нам процедуру и обещает, что самой болезненной ее частью будет введение местного обезболивающего.
Мне позволяют крепко держать визжащую Хейли на руках, пока ей делают укол обезболивающего в лоб. Прежде чем накладывать швы, ей дают несколько минут, чтобы успокоиться и чтобы обезболивающее начало действовать.
В это время я расспрашиваю Пайпер о том, что случилось:
– Расскажи мне все, что тебе известно.
Я с ужасом слушаю, как она описывает все подробности: от истеричного звонка няни до того момента, когда я появился в палате. Я впитываю всю информацию, но мое сознание снова и снова возвращается к одному моменту.
Калитка была открыта.
Я представляю себе, как моя дочь беспомощно скатывается со ступенек. Я качаю головой от злости – я готов свернуть Кэссиди шею за то, что она позволила этому случиться.
– А от Кэссиди по-прежнему не слышно ни слова? – спрашиваю я. – Она оставила мою дочь с совершенно новой няней и даже не утруждает себя тем, чтобы ответить на звонок?!
Пайпер с сочувствием смотрит на меня. Кэссиди лучше бы лежать сейчас где-нибудь в этой больнице, иначе я, пожалуй, придушу ее голыми руками.
– Мы готовы, мистер Лоуренс, – говорит доктор Уорнер. – Вам нужно положить девочку на постель. Но вы можете держать ее за руку. Похоже, понадобится сделать пять стежков.
Медсестра опускает высокие перила кровати, чтобы я мог держать Хейли за руку, пока ей на лоб накладывают швы.
– Анестезия уже подействовала, – заверяет меня медсестра, готовя инструменты. – Ей не будет больно, но, скорее всего, будет страшно, так что если вы можете что-нибудь сделать, чтобы ее отвлечь, то вы нам очень поможете.
Пайпер подходит ко мне сзади и протягивает мне телефон. На экране любимая песенка Хейли.
– Теперь твоя очередь, – шепчет она мне в ухо.
В ее голосе я слышу улыбку.
Левой рукой я накрываю предплечье Хейли. Правую руку протягиваю Пайпер, и мы переплетаем пальцы.
– Давай споем вместе? – предлагаю я.
И, пока Хейли накладывают швы, мы поем. Наши голоса сочетаются почти так же хорошо, как
