которой в этом году «по приказу сверху» сильно увеличивалось. Сроки подступали, машинистки с работой не оправлялись, и гонец Института — милая пожилая дама — умоляла нас не отказываться. Она чрезвычайно обрадовалась тому, что в лице Марины у нас прибавилась еще одна «звезда».

— Втроем вы, наверное, закончите работу дней за десять, максимум через две недели. Вы будете зачислены в штат, как старшие научно-технические работники на четыре месяца и в течение этих четырех месяцев будете получать приличную зарплату, а работу можете закончить хоть в пять дней и после этого приезжать в институт только в платежные дни…

— Но почему так сложно? — спрашивали мы. — Не проще ли определить стоимость всей работы, подсчитать и заплатить?

— Нет, нет — этого нам никто не позволит, — быстро возразила она. — Мы потому так и запоздали, что искали какой-то выход. Это Рустам Гасанович — вы его, конечно, знаете — натолкнул нас на это решение. Вы будете приходить и уходить в любое время и в любом составе… Понимаете, если мы не отошлем вовремя заказы, это будет катастрофа для института. Вся наша работа связана с заграничной технической литературой. Работа в общем пустяшная, напечатать на карточке несколько слов: адрес, название журнала, количество экземпляров и, кажется все, но… на языках всех цивилизованных стран мира. Вам нетрудно, вы печатаете по слепому методу, а наши машинистки смотрят каждую буковку, постоянно путаются. Они просто в отчаянии. Нет, нет, без вас мы пропали. Ведь наша работа заключается в том, что мы переводим статьи, составляем рефераты, издаем собственные реферативные журналы, и без потока литературы институт парализован. От имени всего отдела прошу вас. Пусть кто-то из вас приедет к нам завтра, посмотрит работу и решайтесь, прошу вас.

В результате мы согласились и уже через два дня, влившись в поток спешивших на работу совслужащих, отправились в Балтийский поселок.

Отделившись от этого потока, я нырнула в незнакомый мне до того слой московской жизни. На этот раз нас устроили быстро: Марине и Ольге — дамам курящим, не расстававшимся ещё с этой вредной буржуазной привычкой — предоставили уютный закуток в конце коридора, вблизи туалета. Меня же привели в просторную светлую комнату, где за небольшими столиками, под присмотром двух пожилых дам, работали особы женского пола с высшим, как мне сказали, образованием, именовавшиеся в просторечии «девочками». Все молоденькие, в большинстве своем миловидные, в достаточной степени любезные, часто с нерусскими именами: Жанна, Эля, Альбина и так далее. Они прилежно листали лежавшие перед ними яркие иностранные журналы, делали пометки в тетрадочках и время от времени кидали на меня любопытные взгляды. С любопытством поглядывала на них и я. Прилежно работали они недолго. Около одиннадцати часов пожилых дам вызвали на совещание, и тотчас атмосфера в комнате резко изменилась, как изменилась бы она в классе с уходом классной дамы. Уже через несколько минут «девочки» разбившись на кучки горячо, хоть и шепотом, обсуждали свои дела, и только я упорным въедливым стуком своей машинки напоминала о том, что в институте утекает в вечность рабочее время. И вдруг сквозь стрекот клавишей я услышала за спиной чьи-то всхлипывания. Недалеко от меня в стене была широкая ниша с полками для журналов. Там стояла одна из «девочек» и горько плакала; Две другие наперебой утешали ее. Я почувствовала себя ужасно неловко. Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы взрослый человек плакал — да еще так бурно — на людях. Разве что на похоронах близких, но и тогда слезы обычно бывали беззвучными. Наверное, на нее свалилось большое горе. А тут я, посторонний человек, стучу на машинке, изо всех сил, зарабатываю деньги. Осторожно сложив работу, я пошла поделиться впечатлениями с Мариной и Ольгой. После обеда число «девочек» сильно сократилось. Часа в четыре ко мне подошла одна из пожилых дам и ласково спросила:

— А вы все работаете? Устали, наверное?

— Да нет, не очень. Хочется поскорее закончить — ездить сюда из Лобни тоже утомительно.

— Да, конечно. А мои девочки норовят поскорее исчезнуть. Но и то сказать. У многих семья, ребенок — или потребность обзавестись мужем и ребенком — на это тоже нужно время. Вот и стараются ускользнуть. Я лично смотрю сквозь пальцы. Знаете, существует неписаное правило, что мы, люди интеллигентного труда, получая за свою работу очень скромное вознаграждение, вправе работать только полдня.

— И это разрешено официально?

— Нет, конечно. Но существуют библиотеки и библиотечные дни, командировки в другие учреждения, взаимная выручка, наконец… У вас, конечно, подход другой. Вы хотите напечатать как можно больше карточек и поскорее освободиться для другой работы. Так же — сдельно — работают у нас переводчики, референты, редакторы и зарабатывают хорошо. Но нам-то ведь никто не заплатит за то, что мы будем сидеть здесь…

— Конечно, я понимаю, — сказала я, ничего на самом деле не поняв.

— Я это к тому говорю, — продолжала она, — что, если мы все уйдем немного раньше, чем следует, а вы захотите еще поработать, с вами останется Сережа. Я сейчас вас познакомлю. Очень милый молодой человек. Окончил МГУ, юридический факультет. Сейчас работает у нас и подрабатывает переводами. Дома ему заниматься негде — жена, маленький ребенок, вечно недовольная теща, все в одной комнате, вот он и сидит здесь допоздна и всегда составит вам компанию, если вы решите задержаться.

Сережа оказался действительно очень милым — серьезным и скромным молодым человеком. Те три недели, что я работала в Институте, мы не раз оставались с ним под вечер вдвоем и обычно последние пятнадцать минут проводили в разговорах. Его очень интересовала жизнь эмиграции, и он, постепенно расширяя круг вопросов, старался узнать от меня как можно больше, не о политических настроениях и взглядах, нет, а об отношениях людей между собой, увлечениях, возможности получать образование, о быте и, конечно, о писателях. Совсем недавно он впервые прочитал Бунина и Куприна и был ошеломлен.

— Неужели вам никогда не попадались их книги?

— Как они могли мне попасться? Сейчас и то совершенно случайно. С полгода назад приятель достал где-то «Митину любовь» и дал мне ее на одну ночь — у него мать уезжала за город с ночевкой, и его девушка обещала прийти, так что… Я сначала то в кухне, то в туалете пристраивался, а потом догадался — лампу под стол поставил, занавесил стол со всех сторон и читал чуть ли не до утра. Жена ничего, она понимает, а вот с тещей беда — до сих пор язвит,