Шрифт:
Закладка:
Той, в котором содержались его заметки о деле Луизы Мэйсон.
А также о пропаже Джонни и Ребекки Мерфи.
Теперь, сидя в вагоне и полностью погрузившись в свои записи, он не замечал потоков людей, входивших и выходивших на каждой остановке. Тогда все началось с исчезновения Луизы, и сегодня он вновь начал с этой отправной точки. Очень многие страницы ее дела он знал практически наизусть. А сейчас он в который раз вспомнил, насколько близка была Луиза со своими родителями и какими раздавленными и опустошенными они выглядели в тот день, когда Трэвис перед выходом на пенсию счел своим долгом посетить их и сказать, что он так и не нашел их дочь. Часто по ночам, мучаясь бессонницей, Трэвис смотрел в темноту спальни и воображал на их месте себя. Что бы он чувствовал, если бы пропала Габи? Его провал в деле Луизы Мэйсон до сих пор давил на него тяжелым грузом.
Трэвис был уверен, что исчезновение Мерфи и его сестры как-то связано с тем, что случилось с Луизой. Возможно ли, что за всем этим стоял Джонни Мерфи? Никаких доказательств его причастности или непричастности Трэвис так и не смог собрать, но в глубине души он не видел Мерфи главным злодеем. И, кроме того, вместе с ним пропала его любимая сестра, которая никогда бы не бросила своих детей.
Пеленг сигналов их мобильных телефонов по вышкам сотовой связи привел Трэвиса в Коннектикут, и он никак не мог доискаться до причин путешествия брата и сестры в этот штат. Словом, каждое направление расследования заканчивалось не просто тупиком, а глухой стеной, что злило отставного детектива больше всего.
Выйдя на пенсию, Трэвис подумывал о том, чтобы попросить об одолжении кого-нибудь из своих давних коллег – можно было вновь проверить имеющиеся следы и зацепки, – но быстро отказался от этой идеи. И Луиза, и Мерфи пропали давно, прошло уже несколько месяцев, и формально до сих пор они не считались жертвами или потерпевшими. За это время полиция Нью-Йорка столкнулась с сотнями других очевидных тяжких преступлений, таких как убийства, изнасилования и грабежи, расследование которых имело безусловный приоритет. И, кроме того, Трэвис просто не мог никому доверить раскрытие мучившей его тайны массовой пропажи людей, потому что никто не знал этих дел так хорошо, как он сам, и не сумел бы с ними поработать на совесть.
И тут Трэвису позвонила Эми Хаузер.
Это случилось через несколько дней после смерти Наоми. Эми выразила коллеге и его детям свои соболезнования. Но то была не единственная причина ее звонка. Она спросила, не хочет ли Трэвис поработать внештатно. На самом верху было принято решение о создании подразделения повторного расследования старых дел, оставшихся нераскрытыми, и Эми сразу подумала о Трэвисе с его дотошностью и кропотливостью. И отставной детектив тотчас принял ее предложение, потому что, во-первых, ему нужны были деньги и, во-вторых, он хотел отвлечься от рутинной жизни пенсионера.
И еще работа, предложенная ему Эми Хаузер, могла стать шансом повернуть время вспять.
Трэвис ждал Хаузер на скамейке в парке Колумба рядом с детской площадкой. Хотя день был холодным, на снарядах, установленных здесь, весело играли дети. Трэвис заулыбался, глядя на них, когда они завизжали от восторга, и тут же спросил себя, станет ли он когда-нибудь дедушкой. Возможно, через несколько лет Габи подарит ему такую возможность, но точно не Марк: сын ясно дал понять, что не хочет детей. Когда он сообщил об этом Трэвису, тот почувствовал острый укол вины, будто бы решение сына было связано с тем, что его отец был слишком увлечен своей работой и мало уделял внимания своим детям. Трэвис всегда считал себя хорошим отцом, и мнение Марка нанесло удар по его самооценке. Теперь он часто задавался вопросом, не стало ли его нынешнее одиночество своего рода наказанием за чрезмерное служебное рвение.
– Ты в порядке, Трэв?
Хаузер приблизилась к нему совершенно бесшумно и оборвала невеселый ход его мыслей.
– Как дела, Эми?
– Все хорошо. – Она посмотрела на часы. – Извини за опоздание, но пришлось досидеть до конца самого скучного и длинного совещания в мире. Позволь мне угостить тебя обедом, чтобы загладить вину.
– Да брось, Эми, никаких проблем, – с улыбкой проговорил Трэвис, вставая со скамейки.
– Меня учили помогать симпатичным старичкам. Ну, знаешь, переводить их через дорогу или угощать вкусненьким, – пошутила Эми в ответ, беря его под руку и увлекая вверх по Малберри-стрит в Чайнатаун. Пока они шли до ресторана, она пересказала ему все последние рабочие сплетни. Знала, что ему нравится быть в курсе происходящего в том мире, который он так хорошо знал и понимал.
Когда они уже почти пришли под непрекращающимся снегопадом, Хаузер тихо сказала: «Прими мои искренние соболезнования по поводу Наоми».
– Спасибо, напарница, – так же тихо проговорил Трэвис.
– Что чувствуешь?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Отношения у нас в последние годы были непростыми…
Хаузер кивнула: Трэвис в свое время рассказал ей и о женитьбе, и о разводе.
Они пришли в любимый китайский ресторан и заказали димсам.
За обедом они бурно обсуждали последние изменения в полиции, происходившие по инициативе высокого начальства, и тут Хаузер удивила Трэвиса новостью о своем повышении. Она перешла из отдела по расследованию особо тяжких преступлений в отдел повторного расследования нераскрытых дел на более высокую должность.
– Это потрясающе, Эми, поздравляю!
– Спасибо, Фрэнк.
– Я уверен, у тебя все получится. Уж кто-кто, а я-то знаю, на что ты способна!
Она взглянула на него, и в ее взгляде читалась искренняя благодарность: Эми восхищалась им, считая отличным полицейским, и его поздравления много значили для нее. А Трэвис почувствовал, как сильно он скучает по работе, по своим коллегам и особенно по Эми Хаузер. Он жалел, что не может общаться с ней каждый день, как раньше. Только один раз, крепко напившись, Эми рассказала ему об отце, которого никогда не видела, а в остальном Хаузер никогда не любила делиться подробностями своей личной жизни, но Трэвис знал, что она была разведена, что ей нравилось ходить в спортзал, что она руководила детской командой по софтболу Полицейской спортивной лиги и что она обожала боевики восьмидесятых. Он