Ребекка бросила взгляд в сторону порта: в двухстах футах от нее стоял причаливший паром.

На застекленном мостике парома виднелись силуэты двоих человек.

– Помогите! – закричала она, размахивая руками над головой. – На помощь! На меня напали!

Ни один из находившихся на мостике даже не посмотрел в ее сторону. На этом расстоянии они ее не услышали.

Ребекка замолчала.

Хайн появился у аппарели для заезда автомобилей на паром. Он смотрел прямо на Ребекку, он видел ее! Его лицо исказилось угрожающей гримасой, губы задвигались, он что-то сказал.

Она не могла расслышать его слова, но смысл был понятен: «Тебе конец!»

Ребекка кинулась обратно тем же путем, что и пришла, вверх по Мейн-стрит, а Хайн бросился к своей машине. Она была в хорошей форме, могла пробежать много миль, но одно ей было явно не по силам. Ей не удастся обогнать автомобиль.

Позади себя она услышала, как взревел двигатель «доджа», как завизжали шины на асфальте.

И тут ей пришла в голову новая идея.

Идея отчаянная, глупая, но дающая хоть какую-то надежду.

Ориентиры

Трэвис принял душ и спустился на первый этаж дома.

Сегодня он встал поздно из-за того, что накануне были похороны Наоми. Когда он вчера отвез Марка в аэропорт на девятичасовой вечерний рейс, они с Габи пошли на поминки в бар на Хиллсайд-авеню, где были старые друзья семьи. И отец, и дочь выпили слишком много, и Габи, вернувшись домой, горько расплакалась. Она часто плакала последние два месяца, когда совершенно неожиданно врачи нашли у Наоми смертельную болезнь и сообщили, что ей осталось недолго. Несколько раз казалось, что конец близок, и дети собирались у постели матери, но она каждый раз находила в себе силы для борьбы с недугом, за исключением того самого, последнего раза.

Трэвис приезжал повидаться со своей бывшей женой трижды, потому что считал, что так будет правильно, и каждый раз она говорила ему, что он был скверным мужем и никчемным человеком, а он сидел тихо и не возражал, потому что с умирающими не спорят. Впрочем, сегодня, даже если бы он не договорился встретиться с Эми Хаузер, он не собирался ехать на свежую могилу бывшей жены на унылом кладбище рядом со скоростной автомагистралью на Лонг-Айленд. Свой долг он исполнил сполна.

Приняв душ, он спустился вниз и сел за кухонный стол напротив Габи. Они ели яичницу, пили кофе и обсуждали планы Габи на день. В десять часов утра Марк прислал ему сообщение, что долетел в Лос-Анджелес благополучно, уже вышел на работу и очень скучает по ним. Трэвис сохранил это сообщение в телефоне наряду с некоторыми другими, пусть и немногими, сообщениями от своего сына, в которых Марк выходил за рамки свойственной ему крайней сдержанности. По сравнению с открытостью Габи, Марк редко баловал отца словами нежности, и Трэвис высоко ценил каждое.

– Как ты думаешь, папа, люди получают то, что заслуживают?

Трэвис с некоторым удивлением оторвался от своего мобильного.

– В каком смысле?

– Ну, не знаю, как лучше сказать. Существует ли воздаяние за плохие поступки? Награда за хорошие? Расскажи мне. Ты ведь на службе много повидал. И с мамой у вас не все гладко было. Просто хочу понять… В последнюю неделю столько вопросов появилось. Можно ли дать тому, что происходит в жизни, какое-то рациональное объяснение? Есть ли вообще в ней какой-то смысл?

Трэвис пожал плечами:

– Не знаю, наверное, до конца объяснить не получится.

– Ты никогда не пытался?

Он взял руку дочери в свою и тихонько пожал. Сначала он хотел скрыть то, что думает на самом деле, за расплывчатыми словами утешения. Ведь она накануне похоронила свою мать. Но он не хотел лгать Габи. Даже сейчас. Поэтому он посмотрел ей в глаза и сказал: «Я поступил на службу в полицию Нью-Йорка в 1983 году и за тридцать шесть лет видел много такого, что вообще не имело никакого смысла. Иногда, когда оказываешься на месте преступления и становишься свидетелем того, что один человек может сделать с другим, это просто в голове не укладывается. Мозг отказывается это воспринимать. В обществе есть ведь не только законы, но и неписаные правила о том, что хорошо и что плохо. Так вот, бывали случаи, когда все эти правила, вот прямо все до одного, были нарушены. Ты просто стоишь и думаешь: „Как такое вообще возможно?“ И тогда тебя гложет червь сомнения, который твердит: „Ты это дело никогда не раскроешь, потому что не можешь думать, как преступник. Не сможешь выдержать отвращение и ужас, потому что ты – обычный человек“».

– То есть ты хочешь сказать, что в жизни нет смысла и то, что происходит, объяснить нельзя?

– Ничего такого я сказать не хочу. Могу только поделиться с тобой тем, чему научился во время службы в полиции. Так вот, жизнь – штука непредсказуемая. Сегодня ты поймал преступника и чувствуешь себя на подъеме, а завтра сталкиваешься с новой жестокостью и терпишь неудачу. Но смысл в том, что нужно просто делать свое дело. Думаю, что за все годы в полиции в целом я проделал довольно-таки приличную работу. Я делал ошибки, но и успехов я тоже добивался. И еще скажу тебе так: хорошее помнится хуже, чем то, что причиняло и причиняет боль. Для меня такие болевые точки – это те дела, которые я не смог раскрыть. Они до сих пор сидят в душе, словно занозы.

А потом Трэвис сказал дочери, что любит ее и всегда будет любить. Эти слова должны были прозвучать обязательно, потому что Трэвис чувствовал, что его рассуждения Габи может приложить к собственным чувствам слишком буквально и корить себя за смерть матери без всякой своей в том вины. Потому что смерть тех, кого мы любим, ранит нас очень сильно и перевешивает те удивительные моменты, которые каждодневно дарит нам жизнь.

И его слова о занозах в душе не были аллегорией.

Он чувствовал острое разочарование от того, что ему пришлось уйти на пенсию раньше, чем он разгадал загадку исчезновения трех человек.

Луизы Мэйсон.

Джонни Мерфи.

Его сестры Ребекки.

Дело об исчезновении Мерфи поступило к нему на прошлой неделе, и все линии расследования закончились тупиками. Не сработали даже данные по пеленгу их мобильных телефонов – а на эти данные Трэвис рассчитывал больше всего. Он вспомнил тот поздний вечер, когда получил эти сведения, и свое чувство возбуждения и радости от того, что дело вот-вот будет раскрыто. Но прорыва не произошло. По данным с вышек мобильной связи был проложен маршрут брата и сестры от их домов в Бруклине через Лонг-Айленд до Монтаука, а оттуда – к крохотному Вороньему острову в ста милях от берега. Трэвис уже