читавшихся глашатаями («pregonero»; скорее всего отсюда и hueste pregonada) в собрании консехо. Во всяком случае, едва ли в XIII — середине XIV в. созыв осуществлялся звуками труб, что маловероятно и для раннего Средневековья. По всей видимости, подобные действия должны были служить лишь сигналом к выступлению уже собравшегося войска[1055].

Участвовать в походе в составе ополчения должно было все христианское мужское население территории консехо, способное носить оружие. В частности, пространное фуэро Сепульведы упоминает об обязательности этой нормы не только для самостоятельных земле- и домовладельцев, но и для зависимых людей — пахарей (yuveros), обязанных передавать хозяину часть своей доли военной добычи[1056]. Очевидно, что эта норма перекликается с одним из упомянутых военных законов Вамбы-Эрвигия, предписывавших сеньорам выступать в походы во главе своих зависимых людей, вооруженных за счет хозяев (разумеется, речь идет лишь о совпадении основного принципа, а не всех реалий двух разных эпох)[1057].

Текст «Королевского фуэро» также содержит нормы, касающиеся участия членов консехо в королевском ополчении. Они предусматривают ряд льгот, распространявшихся на участников похода, и одновременно сводят к минимуму круг уважительных причин для неявки в войско. Так, лицо, выступавшее в качестве ответчика в суде, не освобождалось от военной повинности[1058]. Осужденные, не имевшие средств для внесения всей суммы судебного штрафа (реnа), также не исключались из сферы военных обязанностей: уплатив имевшиеся в наличии средства, они должны были выступить вместе с другими ополченцами, а вопрос о взыскании оставшегося передавался на рассмотрение короля[1059]. И наоборот, выступавший в суде в качестве истца в случае своего призыва в ополчение должен был перепоручить ведение дела ближайшему родственнику[1060].

Участники похода получали королевские гарантии сохранности жилища и движимого имущества[1061]. Эта норма, как и некоторые другие, упоминавшиеся выше, имеет параллели с военным законодательством вестготского времени: речь идет о законе LI. IX.2.2, относящемся к числу «antiquae». Вместе с тем уклонение от военных обязанностей каралось жесткими санкциями, определявшимися королевскими судебными инстанциями в каждом конкретном случае[1062]. В вестготском судебнике близкое по значению положение содержится в одном из законов Вамбы-Эрвигия (LI.IX.2.8), где определение степени наказания виновного также рассматривается как исключительная компетенция монарха.

Рассмотренные нормы местных фуэро Куэльяра и Сепульведы отнюдь не исчерпывали всей системы регламентации сферы военной службы консехо. Они носили общий характер, распространялись на всех военнообязанных из членов территориальных общин и, как я покажу ниже, дополнялись положениями, касавшимися исключительно отдельных слоев и групп. Однако изложенное свидетельствует об особом внимании королевской власти к военной службе общин. Этот факт не только соответствует характеру «общества, организованного для войны» (Дж. Ф. Пауэрс), но и свидетельствует об особой роли консехо в военной системе.

Действительно, хотя отряды территориальных общин и не составляли всего ополчения королевства. («Королевское фуэро» упоминает наряду с ними кавалерийские контингенты, приводившиеся знатью — магнатами и инфансонами. Однако лишь первые являлись для участия в королевских походах «sin soldada», т. е. без предоставления оплаты, в порядке исполнения военной повинности.)[1063] К этому необходимо прибавить еще один важный факт: в составе конных отрядов, приводимых знатными людьми, немалую (если не основную) часть составляли рыцари из числа членов консехо. Пространное фуэро Сепульведы упоминает об участии сепульведских рыцарей в королевском ополчении не в составе подразделения своего консехо, а вместе с сеньором[1064].

Таким образом, «hueste» Кастильско-Леонского королевства в XIII — середине XIV в. комплектовалось преимущественно на основе старого территориального принципа. Контингенты, выставлявшиеся территориальными общинами, составляли его основу. При этом отряд каждого конкретного консехо далеко не обязательно являлся в войско ежегодно. Многое зависело от географического положения общины. В зависимости от избранного для похода направления в королевское войско призывались отряды лишь тех консехо, которые находились относительно недалеко от объекта кампании.

Если консехо в течение года не призывалось на службу, оно обязано было внести в королевскую казну особый сбор — марсадгу (marcadga), упоминания о котором встречаются как в сепульведских, так и в куэльярских источниках[1065]. Природа и этимология этого платежа трактуются по-разному. Но все авторы признают как древность марсадги (еще один довод в пользу тезиса об архаичном характере института ополчения!), так и ее непосредственную связь с военной сферой.

Но, даже являясь в «hueste pregonada», каждое конкретное консехо далеко не всегда обязывалось направлять в поход всех военнообязанных. Как правило, в военных кампаниях участвовали главным образом кавалерийские отряды, сформированные из местных рыцарей. Не случайно их военные функции являлись предметом наиболее детальной регламентации в сводах местного права и отдельных законодательных актах.

2. Сокращение военного значения пехоты и возрастание роли конницы в отрядах консехо в XIII — середине XIV в.: от пехотинца к плательщику

В Сепульведе, раннее фуэро которой нам известно, часть пеших воинов (peones) освобождались от участия в военных походах уже во второй половине XI в. Нормы местного права требовали от лиц этой категории являться в войско лишь по особому приказанию короля для участия в полевых сражениях (lid campal), тогда как рыцари обязаны были участвовать в каждом королевском военном предприятии (fonsado de rege)[1066]. Это положение в XII–XIII вв. получило развитие в местных хартиях, для которых стало моделью раннее фуэро Сепульведы. Так, в 1179 г. дон Педро Фернандес, магистр духовнорыцарского ордена Сантьяго, пожаловал фуэро г. Уклесу, в котором говорилось, что пехотинцы (pedones) не должны участвовать в королевских походах (fonsato de rege), тогда как третья часть рыцарей является в королевское войско ежегодно[1067].

Помимо королевского войска, рыцари ордена обязаны были участвовать и в предприятиях, организуемых магистром Сантьяго (например, в набегах — caualgata), а также нести охранную службу (guardia)[1068] (ее, правда, несли и пехотинцы[1069]). Совместные действия конных и пеших воинов были важны также при осадах замков и крепостей. Фуэро регламентировало действия пехотинцев (наряду с рыцарями) в случае пленения коменданта укрепления (moro alcait)[1070].

Видимо, эта норма касается эпизодов, когда вместе с конницей в особо масштабные набеги, предполагавшие не только налеты на мирное мавританское население, но и взятие укреплений, ходила и пехота[1071]. Но данные такого рода все же не уменьшают значения факта ограниченного участия пеших воинов из Уклеса в больших королевских походах. Едва ли Уклее был исключением: и широкое распространение модели латинского фуэро Сепульведы, и известные факты сокращения роли пехоты в феодальный период за Пиренеями[1072] заставляют рассматривать приведенные сведения как отражение общей закономерности.

Нарративные источники позволяют существенно конкретизировать информацию правовых памятников. Особенно наглядно сокращение роли пеших