Варвара Сергеевна лукаво отвела глаза.

— Как же я рада, что ты ожила! — ласково и радостно гладила ее своим лисьим взглядом Анька. — Расскажи, чем тебя лечат, что делают… — По тому, как дочь вдруг запнулась, а ее лицо приняло несвойственное ему «деловое» выражение, Самоварова поняла: она не знала, как продолжить разговор. По всей видимости, ее проинструктировали.

— Солнышко мое, хоть ты избавь меня от этих бесед! Обследовали что нужно. Все в норме. Расскажи лучше, что там у вас происходит.

— Ой, происходит…

Варвара Сергеевна почувствовала, как непосредственную, так и не научившуюся к сорока годам притворяться Аньку что-то распирает — настолько, что она готова забить на инструкции.

Нужно было только ее подтолкнуть.

— Да, Валерий Павлович говорил в общих чертах… — врала, не моргнув глазом, Самоварова. Но, черт побери, она устала чувствовать себя идиоткой!

— Ой, мам… Конечно, он рано или поздно расскажет тебе во всех подробностях. Это же как раз по твоей части! Просто сейчас… доктор просил не тревожить тебя негативной информацией.

И, словно вспомнив о чем-то болезненно-неприятном, дочь помрачнела.

Интуитивно Варвара Сергеевна понимала, что сейчас в дочкиной голове много всего намешано — там было что-то, о чем она была готова рассказать, и что-то, о чем они с доктором говорить боялись.

Она решила двигаться от простого к сложному.

— Негативной не надо, дочь. Расскажи о последних событиях! А то доктор только раздразнил, мне же любопытно… Здесь словом перемолвиться не с кем. Чтобы поскорее прийти в форму, мне лучше бы отвлечься… Расскажи! — голосом не матери, но закадычной подружки просила Самоварова.

— Ну ладно… — загадочно улыбаясь, Анька понизила голос. — Речь идет о поимке одной мошенницы…

— Ух ты! — искренне удивилась Варвара Сергеевна. — Не томи, валяй!

— Короче, я буду играть роль наживки.

Самоварова округлила глаза:

— Наживки?! Это кто такое придумал? Никитин?

Анька поглядела настороженно:

— Нет… Твой полкан здесь ни при чем.

— Ну… — совершенно не представляя, о чем речь, выкручивалась как могла Самоварова, — я думала, ты могла ему сообщить…

— Зачем?

— Короче, бог с ним, с Никитиным, говори — не томи!

— Ладно… В общем, как ты знаешь, у Вислакова, начальника нашего доктора, давно зрел план поймать одну девицу, которая, практикуя какую-то мутную методику, морочит людям голову и дерет за это большие деньги. Она шифруется, принимает только по рекомендации проверенных клиентов, а налоги, соответственно, не платит.

— Да, слышала! — кивая, натурально лгала Самоварова. — Но Вислаков… — многозначительно протянула она. — Он ведь не из налоговой… чудной он все-таки человек…

— Доктор говорит, сначала для Вислакова это был вопрос профессионального интереса, потом стало делом принципа. Суровые дяди вбухали в его клинику огромные деньги, закупили самое современное оборудование. А тут какая-то самозванка отжимает сладких клиентов. Город, конечно, большой, на всех хватит. Но в последнее время участились случаи, когда в клинику обращались серьезно больные люди, которым эта девица наговорила всякую фигню, и все это, ма, повторюсь, за большие деньги!

— Знаю-знаю! — кивала Самоварова. — Но при чем здесь ты?

— Девица эта создала некий тайный орден. Через их общую с девицей знакомую, тоже врача, Вислакову удалось попасть к ней на прием. Будучи реалистом, он сразу понял, она — обычная аферистка, ловко использующая психологические приемы и НЛП. Возможно, у нее хорошо развита интуиция, но ни о каком излечении там и речи быть не может. Вислаков стал добиваться, чтобы его приняли в орден. А чтобы вступить в него, надо заплатить огромный взнос! Крышует девицу некий мент, за которым, как выяснилось через одного генерала, приятельствующего с Вислаковым, давно уже наблюдает служба безопасности, ну, или как это у вас в системе называется… Некоторое время назад этот жулик-мент сам вышел на контакт с Вислаковым и назвал условие, при котором его примут в орден. — Глаза Аньки лихорадочно блестели. — Короче, держись, ма, не падай!

Варвара Сергеевна, затаив дыхание, слушала дочь.

— Что за условие?

— Чтобы Вислаков организовал ей встречу со мной! Типа, она с помощью телепатии выяснила, что у Вислакова имеется старый друг и партнер, а у того есть взрослая падчерица. — Анька ткнула себя пальцем в грудь. — То есть я! — Ей было откровение, что я не могу забеременеть, и если она мне поможет, то будет всем счастье и мир на земле! — выпалила Анька на одном дыхании, возбужденно наблюдая за эффектом, который произвел на мать ее рассказ.

— Какая лютая чушь… Счастье и мир на земле… — не верила своим ушам Самоварова. «Они что там, совсем охерели?! Сериалов насмотрелись? А еще из меня дуру делают, напичкав в реанимации какой-то химией, которая слизала из мозга часть памяти!» — она еле сдержалась, чтобы не сказать это вслух.

Старуха за стеной подала голос: «Ма-ма, ма-ма…»

— Это что там за пипец? — испугалась Анька.

— Умирает она. У нее деменция. Не понимаю, почему родные не заберут ее в хоспис… Так, и что же дальше? — пытаясь заглушить давящие на психику стенания, повысила голос Самоварова.

— Когда она назначит встречу, Лешка, сын Валерия Павловича, прикрепит на мне микрокамеру. Если зафиксировать передачу денег, на мошенницу будет иметься реальный материал. Вислаков передаст его генералу, ну и, сама понимаешь, шайку накроют. К тому же на жулика-мента много чего накопилось по другим темам.

— Господи… И кто такое придумал?

— Придумала я!

— А подробности откуда знаешь?

— Откуда-откуда, от Валерия Павловича. Вчера рассказал.

— Хорошо вы развлекаетесь, пока я здесь валяюсь!

— Ма, ты что, думаешь, я не справлюсь?! — вспыхнула Анька.

Варвара Сергеевна вдруг поняла: Анька вовсе не считает ее больной. Общалась она с ней как и всегда — пусть слишком эмоционально, но искренне. Нельзя было сбрасывать со счетов и дочкину детски восторженную наивность по отношению к окружающему миру. Вторая часть истории, в которой Лешка должен прикрепить на ней микрофон, была в чистом виде ее фантазией.

А Анька, обожавшая участвовать в школьных спектаклях, уже видела себя в роли главной героини.

Глядя на дочь, Самоварова почувствовала прилив огромной, до слез, благодарности.

Поистине, пуповину, связывающую мать и дитя, не разорвать никогда!

Происходит что-то неординарное, вот как сейчас — больничные, холодные стены, неясный диагноз, двусмысленное поведение врачей, и ненужная мишура из бытовой вредности, дурацких обид и принципов вдруг разлетается, обнажая главное — непостижимую, ни с чем не сравнимую близость самых родных друг другу людей, некогда бывших одним целым.

— Я категорически против того, чтобы ты принимала в этом участие! — вынырнув из своих мыслей, пришла в себя Самоварова. — Пускай ловят на другого живца!

— Мам, да ты что?! Им без меня не обойтись! Может, мне даже награду дадут!

— Ага. Догонят и еще раз дадут… А что говорит о твоем плане Валерий Павлович?

Анька пересела на кровать и поймала мать за