— Нет, княгиня, это ты зря. У Инала конь быстрый.

— Арба идет быстро — грязь с колеса летит… Слетят и большевики.

Лю оглянулся на княгиню. Он видел ее вполоборота: бледное лицо, под глазами темные круги, а на кончике носа и на подбородке почему-то по румяному пятнышку. «Так бывает на морде у белой собаки, когда она наестся внутренностей дохлой лошади», — подумал Лю. Это сравнение рассмешило его, но он сдержался.

— Валлаги! — проговорил дед. — Это ты правильно сказала, княгиня. Все вертится, все крутится. Вот была зима, подошла весна. Весна — мы пашем, зима — ладим сани. Работа всегда есть. Только теперь работа стала веселее… Колесо истории!

— Так, так! А у нас в ауле, слышала я, тоже такой «голова» появился — бывший объездчик Астемир Баташев, тот самый, что еще прошлой весной разгромил усадьбу моих родственников Шардановых… Я прежде там жила, но, слава аллаху, вовремя ноги унесла… А теперь и отсюда, из дома моего мужа, князя Жираслана, должна уйти. Хорошо, что еще не все кабардинцы стали старшинами, что некоторые еще имеют совесть и уважают адыге-хабзе… Тебя, старик, как зовут? Кажется, Баляцо?

— Баляцо, княгиня, Баляцо.

— А чей это баляцо? Чьи мальчуганы?

— Арря! — замахал Баляцо на лошадей, не отвечая княгине на вопрос, а Лю смущенно подобрал вожжи и усердно зачмокал.

Не ждал Лю таких разговоров. Княгиня казалась ему теперь противнее Чачи, и, поразмыслив, он решил, что ему, большевику и сыну большевика, не пристало везти княгиню, которая поносит большевиков, а особенно даду Астемира. И как это терпит дед, почему не возмущается Тембот?

— Дед, а дед! — позвал Лю.

— Что, сынок, замерз? — весело отозвался Баляцо.

Лю вспомнил зимнюю поездку к заветному кургану, шутка Баляцо его развеселила, и он больше не сердился на княгиню. «А что, если она спросит опять, чей я? Что будет, если княгиня узнает это?» — вот что тревожило теперь Лю. Но Тембот вдруг закричал:

— Железная дорога!

Вдали по полю бежало что-то длинное, изворачиваясь и изгибаясь, как змея, и оставляя за собой пелену дыма. Слышался особенный шум, чем-то напоминавший Лю тот день, когда наступали шкуровцы.

Лю обмер.

— Если кабардинец говорит «ага», он говорит — «дело», — отпустил свою прибаутку дед. — Верно, поезд.

— Ты, старик, вези меня прямо на станцию, — заволновалась княгиня. — Да, ради аллаха, поскорее!

Дед проворно пересел на передок и отобрал у Лю вожжи.

— Живее, Тембот! Подсаживайся! — прикрикнул он, и едва Тембот успел вскарабкаться на самую верхушку воза, Баляцо хлестнул по лошадям, зачмокал, воз, качаясь и стуча, быстро покатился к окраине городка, где возвышалась круглая башня станции железной дороги.

Поезд между тем, замедляя движение и испуская белый, сияющий на солнце пар, уже подкатывал к станции. И хотя тут была конечная остановка и поезд мог пойти только обратно, княгиня то и дело поторапливала возницу.

Поднялась полосатая палка шлагбаума, переехали через железнодорожные рельсы, человек в красной фуражке протрубил в медный рожок.

Воз с сеном и княгиней, супругой Жираслана, добрым председателем Баляцо и сыновьями большевика Астемира — двумя лезвиями одного и того же кинжала — подкатил к станции.

Тут было шумно, людно и грязно, как на базаре. Лю уже не обращал никакого внимания на княгиню, внимание его и Тембота было поглощено тем, что происходило вокруг. Люди с корзинами, чемоданами, сундуками, узлами, детьми начали куда-то торопливо собираться. Много было военных, но все без погон, без кокард, с такими же красными ленточками, какие Лю уже видел. Гремело оружие и котелки. А новая толпа потных людей начала заполнять площадь и размещаться с таким видом, как будто все эти люди навсегда решили остаться здесь со своими узлами и чемоданами. В шуме и крике ничего нельзя было понять, но вдруг несколько вооруженных мужчин в бурках подошли к княгине, и княгиня обрадовалась им:

— Видит бог, это воины из шариатской колонны, — сказала она. — Не правда ли?

— Мы служили князю Жираслану, — отвечали люди в бурках, — и рады послужить его жене. Чье это сено?

— Мое сено, воины, — отвечал Баляцо.

Люди как-то значительно оглядели воз, перевели взор на княгиню, о чем-то спрашивая ее глазами.

— Этого старика не троньте, — сказала княгиня, — он привез меня.

Как ни интересно все это было, еще больше привлекало то, что происходило за решеткой, отгораживавшей площадь и толпу от каких-то высоких настилов. Там вдоль вагонов метались люди, паровоз со свистом испускал пар.

— Тембот, помоги и ты нам, княгиня не забудет твоего усердия! — с натугою передавая груз княгине, кричал Баляцо.

— Вот тебе, молодой джигит, на память о княгине, — сказала та и передала Темботу какой-то подарок. — А это тебе, малыш. И не смотри на меня такими чужими глазами. Как-никак, а я ваша княгиня.

— Ага! Наша земля не очень стонала под твоими ногами, — проговорил Баляцо, — да хранит тебя аллах, княгиня! Люди не думают о тебе ничего худого! Довезли благополучно… Только вот одно колесо, кажется, село… Ох, да не откажет аллах…

— Колесо истории? — усмехнулась княгиня.

Вокруг ее вещей уже суетились какие-то люди в таких же белых фартуках, какие Лю видел когда-то у лавочника Рагима. А двое важных мужчин («тоже, наверно, князья», — подумал Лю) почтительно взяли княгиню под руки и, о чем-то тихо беседуя, куда-то повели. Были ли это князья — сказать трудно, но, несомненно, это были соратники князя Жираслана по шариатской колонне.

Тембот влез на решетку, с восторгом и страхом рассматривал дышащий огнем паровоз, который набирал воду.

Баляцо с трудом отозвал его — надо торопиться на базар.

Восхитительное зрелище прервалось. Баляцо снова зачмокал на Аляшу и Бруля. Тембот взобрался на вершину воза, и вот площадь, заполненная людьми, как тарелка мухами, паровоз с машинистами, в разные цвета раскрашенные вагоны — все это осталось позади.

— Ты что-нибудь слышал? — спросил Тембот у Лю.

— Слышал — он пыхтел.

— А что это означало?

— Не знаю.

— Эх ты! Паровоз пыхтел: «Куф-цуф, куф-цуф…»

Куф и Цуф — это были имена дочерей Саида, и Лю догадался, какое значение Тембот вкладывает в пыхтенье паровоза: обе дочери худощавого старика Саида отличались необыкновенной полнотой.

— Откуда же паровоз знает, как зовут дочерей Саида? — изумился Лю.

— Э, он все знает! Помнишь, когда он шел, он говорил: «Чико-тико…»

— Верно, — снова согласился Лю. — «Куф-цуф, куф-цуф, чико-тико, чико-тико…» Ай, алла! — восхищенно присвистнул Лю.

Чико и Тико — это были имена сыновей Давлета.

— А перед тем, как остановиться, что сделал паровоз?

— Не знаю, Тембот.

— Где ты был, когда аллах наделял людей разумом? Не слышал, он загудел?

— Верно, гудел.

— А что означал этот гудок?

Лю напрягался вовсю, но догадаться не