— Итак, говори, Муса! — усталым голосом пригласил его второй кадий Хакяша. Безобидный старичок Аша закивал головой, и Муса начал:

— Не Диса кладет начало обычаю, — сказал он, — выдавать дочерей замуж, и после нее этот обычай не кончится. Будь она благоразумна, не возникло бы судебное дело. Зачем суд? Девушка — гостья в доме своих родителей. Разве хорошо, когда девушка засиживается? Продавец рад, когда у него берут товар, родители — когда дочь отдают замуж. Вот Масхуд знает: коль мясо хорошо, его берут сразу. Привезли на базар плохое мясо — мимо пройдут. Масхуд это видит каждый день. Но понимала ли это Диса? На ее дочь отыскался богатый охотник. Добрый калым поставил на ноги всю семью. Если вино долго держать в чане, оно крепчает, но если девушка долго сидит в доме, она слабеет, как железо в соленой воде. Диса на старости лет забыла древний обычай. Видимо, не только редеют волосы на ее голове, но и ум становится жиже. Всякий, конечно, волен поступать с детьми, как хочет. Диса может выдать дочь за другого, если найдется другой охотник, равный по достоинству прежнему. Но зачем обнадеживать человека, мусульманина, хотя и иноязычного, зачем брать у него деньги под калым и обманывать? Конечно, не запрещает закон и переменить решение, но закон велит при этом вернуть калым. Честный человек Рагим не опорочил девушку, не обесчестил ее, как готовы это сделать другие… Но покуда не будем об этом говорить.

Муса говорил красно и умело, а старик Аша кивал головой, как лошадь в знойный день, хотя ничего и не слышал. Муса умолк на минуту, и Аша сказал:

— Истинно так: забудешь аллаха — твоя дорога не будет красивой.

Диса вздрогнула, посчитав, что эти слова относятся к ней. Растроганный речью Мусы, Рагим тоже решил, что замечание судьи относится к Дисе.

Саид обратился к Дисе:

— Теперь скажи ты, аллахом обиженная. Так ли обстоит дело? — и кадий опять прикрыл лицо ладонями, глядя на Дису между пальцев.

Аша закивал, как будто желая подбодрить подсудимую.

Что делать? Диса взглянула налево, направо. Астемир молчал, что-то обдумывая. Перебирая пальцами бахрому своего платка, с трудом подавляя волнение, Диса начала:

— Аллах свидетель, другого свидетеля у меня нет. Не имею я обыкновения ходить по судам и не знаю, что нужно говорить на суде. Видит аллах, нет за мной вины… Зачем меня позвали сюда, на общее осмеяние? Нет у нас в доме мужчины. Для своих детей я и покрывало и пища. Это верно, что иногда помогают добрые люди. Пусть аллах вознаградит их за это… Верю я, что и шариат на стороне бедных, и я становлюсь под защиту корана… Ох, зачем аллах ударил меня так жестоко? — Диса разрыдалась.

Саид, не отнимая ладоней от лица, как бы погрузился в глубокую думу. Затем приступил к выяснению подробностей дела: какие Рагим делал Дисе подарки, много ли дал денег? Умный и хитрый старик выяснял все это только для видимости, решение у него было готово.

Умиленный Рагим хихикал, слушая, как свидетели превозносят его доброту и щедрость.

— Как решите, с тем я и соглашусь, — вдруг заявила Диса окрепшим голосом и отступила назад: дескать, пора кончать дело.

Аша закивал особенно энергично.

По всему было видно, что и Саид собирается объявить решение. Он взял в руки тяжелую книгу корана, раскрыл и стал листать, как бы ища нужную статью. Его глаза бегали по строчкам справа налево. Рагим победоносно оглядывал присутствующих.

Саид положил палец на страницу книги, приоткрыл рот, готовясь произнести приговор, но тут раздался голос Астемира:

— Разреши мне, Саид, сказать два слова.

— А что еще говорить?.. Говори, — нехотя согласился кадий.

— По правде сказать, — приступил к речи Астемир, — в деле Дисы я не вижу спора сторон…

Это начало заставило поднять голову даже равнодушного Хакяша. И тут же на лице его выразилось необычайное изумление. Его взгляд остановился на двери. Посмотрел в сторону двери и Саид.

— Подожди, человек, — остановил он Астемира и привстал. Все вокруг заволновались.

Ровным шагом через зал шел Казгирей Матханов.

Хакяша так подскочил, как будто его укусили за ногу, а Аша пригнулся, словно собрался заползти под стол. Саид почтительно преклонил голову.

Рагим провожал Казгирея восторженным взглядом, справедливо считая, что именно его дело привело сюда верховного кадия. Не мог же он предположить, что Матханова привлекли сюда не его интересы, а интересы Эльдара…

Тут уместно подробней сказать о действительных расчетах Казгирея.

Верховный кадий давно присматривался к Эльдару.

Только вчера у Казгирея с Иналом был важный разговор. Нашхо, больной чахоткой, совсем терял силы. Он уже не всегда мог держаться на лошади. Требовалась замена командира Особого отряда, которым до сих пор был Нашхо Матханов, оставаясь начальником Отдела внутреннего управления. Нужно ли говорить, как хотелось Казгирею видеть на этом посту своего человека! До сих пор все шло гладко. Нашхо любил младшего брата не только потому, что эту любовь завещали ему отец и мать. И без того он глубоко почитал ум Казгирея, волю, верность обычаям отцов.

Несмотря на то, что Нашхо получил билет члена партии большевиков, он вел как бы двойную игру. Под давлением Казгирея он арестовывал или освобождал противников и сторонников шариата — и об этом не всегда знали правду другие.

Недавно при помощи брата Казгирей освободил из тюрьмы тридцать восемь человек своих сторонников, подозревавшихся в контрреволюции, и только для видимости передал их дела в шариатский суд. Люди поклялись на коране, что отныне они «своим плечом будут подпирать советскую власть». Их отпустили, и они исчезли с глаз, разбрелись по лесам и ущельям…

Это не должно удивлять: обстановка была чрезвычайно сложная, опыта не было совсем. Попробуй-ка разобраться в действиях «кинжала советской власти», как иные горячие головы называли Нашхо по необдуманной аналогии с памятным «мечом Российской империи». И вот покуда этот кинжал был в руках Нашхо, Казгирей мог чувствовать себя всесильным: Нашхо имел такую власть, какой не владел больше никто — даже сам Казгирей. Шариатские отряды, действовавшие заодно с красными повстанцами, теперь либо распускались по домам, либо вливались в части Красной Армии, а под командой Нашхо была формирующаяся народная милиция.

Но вот беда! Аллах подверг любящих и удачливых братьев тяжелому испытанию: Нашхо слабел с каждым днем.

Казгирей не видел та его место кандидатуры более подходящей, чем Эльдар, которого он надеялся подчинить своему влиянию. Однако Инал Маремканов не торопился с решением, считая, что одной пылкости, желания стать «красным командиром» мало. Тут нужен был человек серьезный, выдержанный, искушенный. С