— Ознакомьтесь, Наталья Николаевна.

Наталья взяла крупно исписанные листки, начала читать. Это была жалоба в прокуратуру. Описан давний случай с Антоном Тереховым. Ничего нового в этом письме не было, кроме злобы и ненависти к ней, Наталье, требования наказать ее ни много ни мало за смерть человека, за тяжелую болезнь его жены и сиротство малолетней дочери. Потрясла Наталью подпись: Терехова Вера.

— Так вот, — продолжал Корзун. — Вам, Наталья Николаевна, придется передать обязанности главного врача Инне Кузьминичне Норейко. Вопрос согласован с райисполкомом. Вот приказ. Распишитесь, пожалуйста, что вы с ним ознакомлены.

Наталья через силу прочла текст приказа, расписалась.

— Теперь пригласите, пожалуйста, Инну Кузьминичну, — нарочито будничным тоном сказал Корзун.

Не помнила, как вышла из кабинета, как позвала дежурную медсестру и попросила ее разыскать Инну Кузьминичну. Норейко, наверное, уже кое-что знала. Тотчас подошла:

— Я слушаю вас, Наталья Николаевна.

— Вот больничная печать. Возьмите. Вы назначены главврачом.

— Почему?

— Вам скажут. Идите, вас ждут.

Сегодня Наталья на работе не задерживалась. Идя домой, она колебалась, зайти или не зайти к Тереховой. Спросить у женщины, что случилось? Почему она так поступила после того, как Наталья сделала для нее все, что могла? Ну зайдет она к Вере, спросит. И что дальше?

Дома Наталья, не скрывая своих чувств, рассказала о случившемся. Мать, казалось, даже повеселела:

— И слава богу. Будешь, как люди, приходить вовремя.

Спала Наталья тревожно, часто просыпалась.

А утром — повестка. Что ж, значит, нужно ехать в район. Только поставить в известность Инну Кузьминичну. Она, конечно, поинтересуется: чего? зачем? Хочешь не хочешь, придется показывать повестку. Можно себе представить, как посмотрит на нее Норейко. Пожалуй, даже спросит: «Что, доигралась?» Пусть смотрит, пусть спрашивает. Наталья найдет в себе силы перенести и это.

В больнице, кажется, всё уже знали. Люди, которых она встречала, похоже, сочувствовали ей. И Норейко знала.

— У меня повестка. Вызывают к следователю.

— Какая повестка? К какому следователю?

— Обыкновенная повестка, какими вызывают к следователю, — начала злиться Наталья.

— Да вы что, милаша?

— Что еще за милаша, Инна Кузьминична? Соблюдайте, пожалуйста, хотя бы элементарное уважение к человеку.

— Я к вам с сочувствием, Наталья Николаевна, а вы обижаетесь.

— Да знаете же, знаете все. Зачем вам нужно ломать эту комедию?

Норейко сбросила личину. Глазки-пуговки зажглись откровенным торжеством:

— Да, знаю. Если хотите, давно знала, что вы этим кончите. За чужой счет счастье свое не строят.

— Что значит — за чужой счет?

— Не прикидывайтесь невинной овечкой. Не успела опериться, как ей, видите ли, уже захотелось стать главным врачом. Тут же начала строить козни другим. Правду говорят: не рой яму другому — сам в нее попадешь. Теперь, миленькая, не смоешь с себя дерьма до самой старости.

— До чего же вы злобное существо! Кто так исковеркал ваш характер? Может, с вашей помощью и настрочили эту мерзкую жалобу? — наобум спросила Наталья, даже не подозревая, насколько она права.

— Вон! Вон из моего кабинета! — в ярости закричала Норейко. Демонстративно подошла к окну, распахнула его настежь и закончила. — Чтоб духу твоего тут не было!

Зачем Наталья вступила с нею в разговор? Не раз давала себе слово сдерживаться, зная, что в ответ последуют оскорбительные нападки.

Когда Наталья подошла к знакомому зданию с машинами и мотоциклами у подъезда, у нее вдруг пересохло в горле. Первый раз… Вот и дверь кабинета, который назван в повестке. Постучала. Услышала бодрый голос: «Да». Несмело открыла дверь. За столом сидел молодой человек в штатском. Подумала, что ошиблась: она ожидала увидеть офицера милиции.

— Вы к кому? — спросил молодой человек.

— Я по повестке, — протянула бумагу Наталья.

— Садитесь.

— Ничего.

— Садитесь, говорю, — пробежав глазами повестку, повторил молодой человек посуровевшим голосом. — Разговор у нас будет долгий.

Села. Какое-то неприятное ощущение появилось под ложечкой. Начало даже поташнивать. Молодой человек, сцепив пальцы рук и положив их перед собою на стол, в упор рассматривал Наталью. По-видимому, это был один из приемов, который, по мнению следователя, должен парализовать волю подследственного, заставить развязать язык, рассказать все, как было.

— Ну, — начал он, — будем говорить правду или наводить тень на плетень?

— О чем я должна говорить? — справилась с комком в горле Наталья.

— О том, как вы способствовали смерти Антона Терехова, после чего неизлечимо заболела его жена и осиротела их маленькая дочь Оксана.

«Ему, наверное, дали установку, — подумала Наталья, — и он готов из кожи лезть, чтобы только угодить начальству, заработать положительную характеристику для очередного повышения в звании». Вдруг вспомнила о капитане Червякове.

— Скажите, пожалуйста, а капитан Червяков у вас работает?

— У нас. А что? Вы его родственница?

— Нет, какая там родственница. Просто, приезжал он к нам в больницу, ответила Наталья. Рассказывать, зачем приезжал, не стала. Еще подумает, что его хотят разжалобить. Но все же спросила:

— Он сейчас на работе?

— Гражданка Титова, вы что? Приехали сюда узнать последние новости? Я пригласил вас не для этого. У нас разговор другой.

Мучительно стыдно было отвечать на нелепые вопросы следователя. Но пришлось, скрепя сердце, отвечать, отводить от себя клевету.

— Вот заключение комиссии, — ткнул пальцем в какую-то бумагу следователь. — В нем говорится, что виновница гибели Терехова — Титова Наталья Николаевна. Так что придется отвечать.

— Ну что ж, придется так придется.

— Вот вам бумага. Опишите все, как было.

Наталья взяла лист бумага, пересела за маленький столик, стоявший у окна, начала писать.

— В конце, там, где написано об ответственности за ложные показания, поставьте подпись.

— Поставила, — закончив писать, сказала Наталья.

Следователь взял исписанный Натальей лист, внимательно его прочитал и, бледнея, почти шепотом спросил:

— Вы что, собрались издеваться надо мною?

Как ни крепилась Наталья, но сдержать себя не смогла:

— Нет, товарищ следователь, если кто и решил издеваться, то не я, а вы.

Следователь, казалось, готов был испепелить ее взглядом. В объяснении было, видно, совсем не то, чего он ожидал. Она написала и о первом приказе, которого нет в материалах заведенного дела, и о своей объяснительной записке, которую она в тот раз представила главврачу и которой опять-таки не оказалось под рукой.

— Я думаю, — немного пришел в себя следователь, — что мы еще встретимся. Надеюсь получить санкцию прокурора на ваше водворение в КПЗ. Может быть, тогда вы одумаетесь и не будете нести той околесицы, какой нагородили в своем объяснении. А пока вот — подпишите обязательство о невыезде за пределы Поречья.

— Я что, уже преступница?

— Пока нет. Это решит суд.

— Значит, вам заранее известно, что меня будут судить? Любопытно: из каких же