Шрифт:
Закладка:
— Расскажи еще раз все по порядку, до мелочей.
— Так я уже говорил, — начал Миша. — Разошлись мы с директором: у него свой сектор, у меня — свой. Он еще спросил: «Ты в соревнованиях по ориентированию участвовал?» — «Участвовал». Ну и начали искать. Вот в этом месте лежал товарищ старший лейтенант. А рядом — большая лужа крови. Сперва я подумал: ну все, погиб наш старший лейтенант. Потом увидел лосенка. Ага, картина ясная. Мать его убили, и чтоб не было свидетелей, пытались сделать то же самое и с товарищем старшим лейтенантом.
— Та-ак… И больше ничего не видели?
— А что еще?
— Ну там мелочь какую-нибудь. Пыж, клочок бумаги. Да мало ли что.
— Нет, товарищ капитан. Бандюки, видно, опытные. Никаких следов… А что, если ничего нового узнать не удастся, так все и заглохнет? — спросил больше из любопытства Ведерников.
— Не будем загадывать наперед, Миша. Бывает и так: бьемся-бьемся, а улик никаких. Концы в воду. Досадно, но дело приходится закрывать.
— И что, преступники так и остаются гулять на свободе?
— Бывает, что и остаются.
— Но это же несправедливо.
— Несправедливо. Да что поделаешь?
В общем Червяков побывал в больнице, на месте происшествия, поговорил в деревне с людьми да так, как показалось многим, ни с чем и уехал.
Когда Наталья рассказала матери, что вечером приходила Вера Терехова и хотела забрать Оксанку, та прямо обомлела:
— Да как же так? Дитё привыкло к нам, мы — к нему. И теперь отдавать больной матери? А если все-таки эта хвороба заразная?
— Придется, мама. Тут уж ничего не поделаешь. Я и так вчера еле уговорила Веру оставить Оксанку до утра. А теперь надо Оксанку отвести.
Девочка занималась со своими игрушками, но краем уха прислушивалась к разговору. Когда же поняла, что говорят о ней, ее внимание удвоилось.
— А мы давайте маму возьмем к себе, — одним махом разрешила она все проблемы.
Наталья и Марья Саввишна переглянулись. Вот и сохрани что-нибудь в тайне. Нет, при детях говори, да оглядывайся. Наталье ничего не оставалось, как предложить:
— Давай, Оксанка, хоть проведаем маму. Посмотрим, что она делает. Может, чем-нибудь ей поможем. Ты же бабушке помогаешь?
— Так бабушка же старая, — резонно заметила Оксанка.
— Старая, правильно. А мама твоя еще не совсем поправилась. Ей тоже нужно помогать. А ты уже девочка большая. Ну-ка сколько тебе лет?
— Половина годика и четыре.
— Вот видишь. Так как? Пойдем проведаем?
— А бабушка Марья?
— А бабушка побудет пока дома. Договорились? Мы же с тобой женщины. А женщины должны помогать друг другу.
Собрались, пошли. Но как только ступили на площадку перед квартирой Тереховых, Оксанка заупрямилась:
— Я не хочу домой. Хочу к бабушке Марье.
Наталья не знала, что и делать. Раньше Оксанка часто хныкала, просилась домой. А тут все наоборот. Как образумить ребенка?
— Оксанка, мы только поможем маме и пойдем к бабушке. А если захочешь, заберем и ее к себе. Мама, наверное, сидит и плачет. Ждет свою Оксанку. Ты же не хочешь, чтобы мама плакала и чтобы у нее от этого снова заболела спинка?
— Я хочу к бабушке!
Да, тут любые доводы бессильны. Маленьким детям не нужно много времени, чтобы привязаться к тем, кто по-матерински о них заботится, болеет за них душой так же, как настоящая мать.
Вера услышала-таки разговор на площадке. Открыла дверь, бросилась, обливаясь слезами, к Оксанке:
— Доченька! Что ты, доченька? Не узнаешь свою маму?
Вспомнила-таки Оксанка мать, все вспомнила. Или, может, на нее подействовали слезы? Как бы там ни было, но она доверчиво приняла руку матери и прошла вместе с нею в открытую дверь.
33
Наталья шла по улице и вдруг остановилась, заметив вроде бы знакомое лицо.
— Косарева! — вспомнила фамилию бывшей одноклассницы Наталья. — Ты что, не узнаешь?
— Титова?
— То-то же. А я уже было подумала, что возгордилась, задрала нос и не хочет узнавать школьных подруг.
Наталья смотрела на одноклассницу и думала, как все-таки быстро может измениться человек. Была типичная деревенская девчонка. А теперь… Будто родилась и выросла в городе. Волосы схвачены широкой лентой с каким-то замысловатым орнаментом, на куртке, как на туристском чемодане, сплошь блестящие застежки и бляшки, юбка так сужена, что и хотела бы, да не побежишь.
— Ой, Титова! Мир тесен. Где ты теперь?
Наталья улыбнулась, вспомнив, что и в школе они почему-то называли друг друга по фамилии. Так, между прочим, ведется даже в некоторых семьях. Забавно!
— Здесь, дома.
— А работаешь где?
— В больнице, в Поречье. А ты?
— В газете.
— В районной?
— Бери выше.
— В областной?
— Еще выше.
— Неужто в республиканской?
— В республиканской тоже надо кому-то работать. — Косарева и прежде не отличалась ложной скромностью.
— Так ты, значит, в командировке по своим газетным делам?
— Ясное дело. Ну а у тебя как с работой?
— По-всякому бывает. А в общем нормально.
— Подожди-подожди, — припомнила Косарева. — Что-то я слышала о Поречской больнице. Был какой-то разговор на коллегии вашего министерства?
— Возможно.
— Слушай, Титова. Это же очень интересно. Расскажи-ка о себе, о твоей работе.
— Пока нечего рассказывать. Ничего толкового мы не сделали. Правда, пытались сделать, да только осрамились. Людям теперь стыдно в глаза смотреть…
У кого что болит, тот о том и говорит. И Наталья рассказала о решении, принятом на сходе сельчан, и о том, как райисполком отменил это решение.
— Слушай, — заинтересовалась Косарева. — Это же прекрасный газетный материал. Тут есть о чем порассуждать: с одной стороны, вроде и перегиб, а с другой, — воля народа… Ты не будешь против, если я приеду в Поречье? Где тебя искать?
— Я же тебе говорила: в больнице.
— Сегодня переговорю по телефону со своим завом, а завтра утром прямо к тебе. Идет?
— Что ты надумала, если не секрет?
— Какой же тут секрет? Ты сама говорила, что нужно прижать ваших алкоголиков.
— И ты думаешь, что твоя статья кого-нибудь переубедит?
— Да нет, на это я не рассчитываю. А вот задуматься кое-кого заставит.
Наталья задумалась. Не заварит ли эта газетная статья такую кашу, что не расхлебать им вместе с Заневским?
— Ты о чем загрустила, Титова?
— Не знаю, как тебе и сказать. Бывает два хороших дела, и нужно их решать, не откладывая в долгий ящик. А дела эти, хотя они и хорошие, хватают друг друга за горло. И не знаешь, что нужно делать, чтобы они решились по-хорошему.
— Я тебя
