Ксения Федоровна как задаток предложила пять тысяч марок. Казак подбил усы, отвернулся от часового, взял пачку купюр.

— Пойдите к окошку, увидите своих,— сказал он и ушел в помещение.

Оттуда вышел другой казак и забрал передачу. Часовой отвернулся. В это время в окне показались головы Борисова и Зимина. Присев на корточки, женщины стали переговариваться с арестованными. Алексей Иванович поманил жену рукой, она наклонилась поближе, и Борисов зашептал:

— Пойди к Василисе Харламовой. Она может помочь.

Из помещения вышел усатый казак. Провожая женщин к посадке, сказал:

— Поторопитесь, уже приготовлены ямы. Здесь сидят партизаны и коммунисты. Через сутки будет расстрел.

Не чувствуя под собой ног, женщины бросились домой. К счастью, попалась машина. Заплатили немцу-шоферу, и тот привез их в город. На улице уже стемнело.

В комнате Борисовых сидел Вербоноль. Ему передали просьбу Алексея Ивановича.

Борисов и Вербоноль хорошо знали Харламову, она держала на углу Седьмой и проспекта Труда кафе-закусочную. Иногда сдавали ей оптом добытые яйца, масло, муку и другие продукты. На вырученные марки приобретали оружие, одежду для спасенных из концлагерей.

Со следователем СД Ляундштайном Харламова познакомилась еще в сорок первом году, когда ее арестовали за сына-комсомольца. Сидела в тюрьме с месяц, потом стала сожительницей сорокапятилетнего Ляуидштайна и открыла кафе-закусочную. Подпольщики через Харламову познакомились со следователем, решив завести с ним коммерческие сделки, и на этой почве узнавать о делах в СД.

Вербоноль и Борисова пошли к Харламовой. Она удивилась позднему визиту гостей, хотя еще не спала — подсчитывала выручку.

— Василиса Григорьевна, ты должна спасти наших товарищей,— попросил Андрей Андреевич.— Хотя бы ради их детей. В долгу мы не останемся.

— Хорошо, утром я пойду к Вилли. Готовьте золото и материю.

На улице Ксения Федоровна заплакала.

— Ты снова за свое,— сказал Андрей Андреевич.— Не выручит Вилли, так сами нападем на тюрьму. Там и другие сидят.

— Погубите и себя, и нас,— всхлипывая, проговорила она,— Детей пожалейте.

К полудню следующего дня Харламова сообщила Борисовой, что все улажено.

— Организуй банкет,— предупредила она.— На нем будут Вилли, я и два переводчика.

Ляундштайн за несколько часов до расстрела рутченковской группы успел затребовать несколько дел. Арестованных переправили на Школьный проспект, где продержали восемь дней. На девятый следователь вызвал каждого к себе, взял подписку о невыезде и отпустил домой.

К Алексею Ивановичу пришли Шведов и Вербоноль, обняли товарища.

— Спасибо вам,— сказал он и отвел в сторону повлажневшие глаза.— Нас выхватили из-под автоматов. Пятнадцатого мая расстреляли девятнадцать человек из группы Данилевского и Дерябина. Опоздай Вилли на полсуток — не сидели бы мы вместе.

— Да, их нам спасти не удалось,— со вздохом проговорил командир,— А вчера Москва передавала в сводке информбюро. Я вот успел записать. «В городе Сталино партизаны взорвали мастерские и подожгли склады с авиабомбами, снарядами и порохом. Пожары и взрывы продолжались в течение двух дней». Сводка от 19 мая 1943 года... Это его работа. И наша, товарищи. Сообщение о диверсии — как салют в честь погибших.

— Выходит, разведчик перешел фронт,— отозвался Вербоноль.

Александр Антонович и Андрей Андреевич вышли от Борисова вместе. Постояли немного на углу Первой линии и проспекта Труда.

— Ты знаешь, Андрей, на станции двенадцатого мая схватили Лиду Матвиенко. Она живет неподалеку от складов, где был взрыв. Принимала участие в подготовке диверсии... Отпустили на другой день.

— За что же брали?

— Выдал ее сосед как комсомолку. Все вопросы вертелись вокруг этого: комсомолка она или нет? Я и Цурканова посоветовали ей скрыться. Не хочет. Заявила, что будет продолжать начатое дело. Вот, мой дорогой Бородач, какие у нас люди!.. По-моему, каратели так и не напали на след. Погибшие из группы Дерябина молчали, сам он сбежал. Граф поторопился их убрать, чтобы выслужиться перед начальством и создать полную видимость того, что СД раскрыло диверсантов.

Вербоноль толкнул его в бок. Из штаба ГКД, где хозяйничал Шильников, вышли три полицая. Андрей Андреевич был в унтерской форме, полицаи откозыряли ему и завернули за угол.

— И все-таки непонятно, кто выдал группу? — продолжил Шведов.— Почему у всех троих спрашивали только о Дерябине? Неужели там был провокатор? Если так, то они могут пустить его по следу Борисова.

— Да, не по душе мне вся эта история,— признался Вербоноль.— Хотя наши встречи у Алексея происходят под видом коммерсантов, но их нужно ограничить. Даже у стен есть глаза и уши.

Он замолчал и долго смотрел на красное трехэтажное здание штаба ГКД. Горожане обходили его десятой стороной. В нем под вывеской криминальной службы свили гнездо отщепенцы и бандиты различных мастей, лютой ненавистью ненавидевшие Советскую власть. Сюда сте-кались доносы и шпионские сведения на всех горожан.

— А у меня племянника арестовали,— глухо сказал Вербоноль.

— Бориса? — чуть не выкрикнул Шведов.— Когда? Где? Почему же ты молчишь?

— Обошлось. Побывал со своим дружком у Шильникова. На оружии попались...

Тогда немцы взяли шесть человек, среди них оказались Борис Вербоноль и Виктор Новгородский. Их избили, обвинили в краже оружия и горючего. Посадили в подвал на Первой линии, где размещалась криминальная полиция. Ночью во двор ГКД пришла машина с картофелем. Бориса и Виктора заставили сгружать и носить в погреб. По их пятам следовал русский конвоир. Когда закончили работу, полицай дал им закурить.

— Напоследок, ребята. Завтра не придется. Вас того...— сказал он и провел рукой вокруг шеи.

Конвоир достал кисет и начал отсыпать махорку Вер-бонолю. Новгородский изловчился и сзади ударил полицейского по голове... Из погреба, крадучись, поднялись наверх. Выглянули — по двору из угла в угол ходит солдат. Посередине под забором темнеет мусорный ящик. Часовой направился в левый угол, Борис и Виктор выбежали из подвала, вскочили на ящик и перемахнули через забор.

— Так и спаслись,— закончил рассказ Вербоноль.—