в голову пришло лишь одно объяснение: Прайрат превратил верхнюю часть башни Хьелдина в огромные водяные часы — фантастических размеров и сложности устройство для измерения времени. Я много размышлял, но до сего дня так и не смог придумать никакого другого разумного объяснения. Черное Искусство Прайрата, вероятно, сделало песочные и солнечные часы катастрофически неточными.

Он надолго замолчал, и Мириамель позволила ему отдохнуть.

— Так что же произошло, Кадрах? — наконец спросила она.

Кадрах продолжал колебаться. Но когда снова заговорил, его речь стала быстрее, словно следующая часть рассказа волновала его намного сильнее.

— После того как я рассказал Прайрату все, что помнил, он некоторое время сидел и думал, пока последний кусочек солнца не исчез в одном окне, чтобы через несколько мгновений появиться в соседнем. Потом священник встал, махнул рукой, и один из священников встал у меня за спиной. Я получил сильный удар по голове и потерял сознание. Очнулся я у Кинслага, моя разорванная одежда была испачкана жидкостями моего собственного тела. Возможно, они посчитали меня мертвым. Очевидно, Прайрат решил, что больше от меня не будет пользы, поэтому они даже не стали меня как следует убивать. — Кадрах смолк и сделал глубокий вдох.

— Возможно, вам покажется, будто я был невероятно счастлив, что уцелел, пережил все испытания, на что даже не рассчитывал, но я лишь поглубже забрался в кусты и ждал смерти. Тогда стояли теплые сухие дни, и я не умер. Придя в себя — более-менее, — я отправился в Эрчестер. Там я украл немного еды и одежды. Даже искупался в Кинслаге и теперь мог входить в места, где продавали вино. — Монах застонал.

— Но я не покинул город, хотя мне ужасно хотелось. Башня Хьелдина, вздымавшаяся над внешней стеной Хейхолта, вызывала у меня ужас, но я все еще был не в силах бежать: я чувствовал себя так, будто Прайрат забрал часть моей души, чтобы держать меня на привязи, мог меня призвать в любой момент, и я бы пришел. И это при том, что его нисколько не волновало, жив я или мертв. Я оставался в городе, воровал, пил и без особого успеха пытался забыть ужасное предательство, которое совершил. Конечно, я его не забыл — и никогда не забуду, — хотя со временем сумел справиться с притяжением башни и отправился в Эрчестер. — Казалось, он собрался сказать что-то еще, но вздрогнул и замолчал.

Мириамель вновь сжала руку монаха, начавшую скрести дерево скамьи. С юга донесся одинокий крик чайки.

— Ты не должен себя винить, Кадрах, — сказала Мириамель. — Это глупо. На твоем месте любой поступил бы так же.

— Нет, принцесса, — печально пробормотал он. — Некоторые поступили бы иначе. Они бы умерли, но не выдали тех страшных тайн. И, что еще важнее, в самом начале, не отдали бы сокровище, особенно такое опасное, как книга Ниссеса, по цене нескольких кувшинов вина. Мне было оказано священное доверие. Именно для таких целей создавали Орден Манускрипта, Мириамель, — чтобы сохранять знания, а также защищать Светлый Ард от чудовищ, подобных Прайрату, который воспользовался древними учениями ради власти над людьми. Я потерпел поражение в обоих случаях. И еще Орден отслеживал возможное появление Инелуки, Короля Бурь. И здесь я провалился самым ужасным образом, ведь теперь очевидно, что я дал Прайрату средство найти ужасного духа и снова заинтересовать в судьбе человечества, — и это зло я совершил только ради того, чтобы с жадностью пить вино и еще немного затуманить свой и без того тускневший разум.

— Но зачем Прайрат хотел знать, что написано в той книге? Почему его интересовала смерть? — спросила Мириамель.

— Понятия не имею, — устало ответил Кадрах. — Он наделен разумом, прогнившим, как старый фрукт, — кто знает, какие странные плоды могут появиться из такой кошмарной гадости?

Рассерженная Мириамель сжала его руку.

— Это не ответ!

Кадрах слегка расправил плечи.

— Я сожалею, миледи, но у меня нет ответов. Из вопросов, которые мне задавал Прайрат, я понял, что он не искал контактов с Королем Бурь, во всяком случае вначале. Нет, тогда у него имелся другой интерес, он называл это «Разговор через вуаль». И я думаю, что, когда он начал свои исследования в лишенных света местах, его заметили. Большинство живых смертных, которых там находили, убивали, или они сходили с ума, но я полагаю, что Прайрата признали возможным инструментом для мстительного Инелуки. Из того, что вы и другие мне рассказывали, он оказался очень полезным инструментом.

Мириамель, которой стало холодно от ночного бриза, нагнулась пониже. Кое-что из сказанного Кадрахом вызвало какие-то смутные воспоминания, требовавшие ее внимания.

— Мне нужно подумать, — сказала Мириамель.

— Я вызвал у вас отвращение, миледи, что только естественно. — Кадрах выглядел отстраненным. — И я испытываю полнейшее отвращение к себе.

— Не будь идиотом. — Не отдавая себе отчета в том, что делает, Мириамель импульсивно подняла его ладонь и прижала к щеке. Он так удивился, что не сразу отреагировал. — Ты совершал ошибки, Кадрах, — продолжала Мириамель. — Как я и многие другие. — Она зевнула. — А теперь нам нужно поспать, чтобы встать утром и снова грести. — Она забралась под навес.

— Миледи? — удивленно сказал монах, но она ничего не ответила.

Через некоторое время, когда Мириамель уже засыпала, она услышала, как он также забрался под тент. Кадрах устроился у ее ног, но его дыхание оставалось тихим, словно и он о чем-то размышлял. Вскоре плеск волн и легкая качка стоявшей на якоре лодки помогли ей заснуть.

10. Всадники рассвета

Несмотря на холодный утренний туман, накрывший Сесуад’ру серым плащом, в Новом Гадринсетте царило почти праздничное настроение. Отряд троллей, который привели по постепенно замерзавшему черному озеру Бинабик и Саймон, стал приятным сюрпризом в год, когда другие странности неизменно оказывались плохими. Пока Саймон и его маленькие друзья шли по последнему, извивавшемуся участку старой дороги ситхи, вокруг них начали собираться дети, опередившие родителей и старших братьев и сестер. Горные бараны, привыкшие к шуму поселений кануков, сохраняли абсолютное спокойствие. Смуглые руки пастухов и охотниц поднимали маленьких детей и усаживали в седла вместе с собой. Один маленький мальчик, не ожидавший такого близкого знакомства с чужаками, громко расплакался. Поднявший его к себе в седло тролль, который смущенно ухмылялся в редкую бороду, продолжал прижимать его к груди, чтобы ребенок не попал под копыта баранов, а рев малыша заглушил даже возбужденные крики остальных детей и музыку троллей.

Бинабик рассказал Джошуа о прибытии своих соплеменников до того, как отвел Саймона в лес; в свою очередь, принц успел подготовиться к встрече. Баранов отвели в теплые пещеры, где они с