после того, как узнает, что Хаббазу отдаст ему чашку Алашкурри вместо того, чтобы отдать ему. Но ритуал есть ритуал. Так что Шаруру пришлось продолжать, чтобы соблюсти вежливость: — Если будет желание, могу предложить тебе рабыню из Имхурсага. Она послушная рабыня. Только холодновата.

— Возможно, подарки ее подогреют, — усмехнулся Хаббазу.

— Может, и так, — согласился Шарур.

Дома рабы принесли Хаббазу хлеб и пиво, а к ним — соленую рыбку, салат и бобы. Между прочим, их даже просить не надо было. Шарур улыбнулся, вспомнив, как крестьяне имхурсаги сделали для него только то, что приказал им сделать Энимхурсаг, и не больше.

Хаббазу осмотрел рабыню с откровенным интересом. Она все поняла, но выглядела при этом еще невзрачнее, чем обычно. Хаббазу отвернулся на запах соленой рыбки, а рабыня тем временем выскользнула за дверь. Шарур постарался не улыбнуться.

Бецилим и Нанадират оставались наверху. Гость не был другом семьи, так что обычай нарушать ради него не стоило. Хаббазу, естественно, не заметил их отсутствия. Вот если бы они появились, тогда другое дело.

Когда рабы вышли, Шарур спросил:

— Навестишь вечером храм Энгибила, пока бог присматривает за Энимхурсагом?

— Я так и собирался, сын главного торговца, — ответил зуабский вор. — Думаю, не стоит откладывать.

— Вы, воры, любите темноту, — посомневался Шарур. — Помнится, тогда, за стенами Зуаба, ты навестил наш караван глубокой ночью.

— Это так, — согласился Хаббазу. — Темнота помогает ворам. Она скрывает их дела. — Он вздохнул с досадой. — Только в ту ночь оказалось недостаточно темно.

Призрак деда Шарура тут же сказал ему на ухо:

— Остерегайся этого человека, парень. Он вор, и ему нельзя доверять. А раз он из Зуаба, ему вдвойне не стоит доверять. Будь осторожен, а то как бы темнота не скрыла от тебя то, что он может сделать с тобой, а не для тебя.

— Да понимаю я, — нетерпеливо пробормотал Шарур. Хаббазу понял, что он общается с призраком, и стал смотреть в потолок, ожидая, пока закончится разговор. Шарур раздраженно вздохнул. Его дед и при жизни был сварливым человеком, а став призраком, стал еще сварливее. Но тут Шаруру пришла в голову мысль. — Слушай, призрак моего деда, а ты не мог бы сходить с этим вором в храм Энгибила? — спросил он вполголоса, но вовсе не так тихо, чтобы Хаббазу не расслышал. — Предупредишь меня, если он попытается улизнуть с той штукой, которую мы ищем?

— И не подумаю! — возмущенно ответил призрак. — Не стану я этого делать. Вообще не хочу иметь с ним ничего общего! И тебе не советую!

Шаруру очень хотелось наподдать призраку как следует. Конечно, духу это не повредило бы, но самому Шаруру могло полегчать. Вместо этого он широко улыбнулся и сказал:

— Благодарю тебя, призрак моего дедушки. Это нам очень поможет.

«Да я же говорю тебе, что не собираюсь помогать!», — заорал призрак деда. — «Вечно вы, молодежь, не слушаете старших». Призрак замолчал и, по-видимому, исчез в гневе.

Но Хаббазу-то не мог этого знать. Он же никогда не встречал деда Шарура живым, а значит, не мог слышать и призрака. Вор слышал только Шарура. Он укоризненно покачал головой и сказал:

— Я бы без всякого призрака не стал тебя обманывать.

— Допускаю, — ответил Шарур, — даже уверен, что так оно и было бы. Но полной уверенности у меня все же нет, вот я и делаю все, что могу, для собственной безопасности. Ну, подумай, если бы я сейчас торговался с тобой, ты ведь хотел бы убедиться, что я тебя не обману?

— Конечно, хотел бы, — согласился Хаббазу. — Ладно. У призрака твоего деда не будет причин жаловаться на меня.

— Ха! Ты не знаешь призрака моего деда! Он всегда найдет, на что пожаловаться.

Хаббазу улыбнулся. Аргумент пришелся как нельзя кстати.

— Обычно по ночам я хожу с рабами, — тихо сказал Шарур, выходя с Хаббазу на улицу Кузнецов. — Они несут факелы, чтобы я видел дорогу.

— Обычно, когда ты выходишь ночью, ты хочешь, чтобы люди знали: вот идет сын торговца, — ответил вор. — Наше дело другое. Мы должны быть бесшумными, как летучая мышь, скрытными, как дикая кошка, и быстрыми, как таракан, улепетывающий из-под сандалии.

— Ну, сандалии человека тебе бояться нечего, а вот сандалии Энгибила стоит остерегаться, — сказал Шарур.

— Мне уже не так страшно. Ты же обратил взоры бога на север, — сказал Хаббазу. — А вот то, как ты это сделал… Должен тебе сказать, ни одному зуабийцу это в голову бы не пришло. Но это сработало. Так что теперь я опасаюсь только сандалий жрецов Энгибила. Меня может погубить старик, вставший по нужде в неподходящее время.

— Я полагал, что у тебя есть свои секреты на случай таких неожиданностей?

— Есть. У тебя же есть свои приемы, помогающие в торговле. Но иногда бывает, что и они не срабатывают. Вот и у меня бывает… Если бы я не знал неудач, твои охранники не поймали бы меня той ночью.

— Понимаю, — кивнул Шарур. — У каждого есть свои секреты. Надеюсь, мастер-вор, сегодня ты и без них обойдешься.

— Хотелось бы, — Хаббазу почесал в затылке. — Я люблю, когда работа идет легко. Наверное, и ты любишь. Ты же не откажешься от торговли с дураками, поскольку прибыли такая работа приносит больше. Вот и я бы хотел заняться своим делом без помех. Пусть те жрецы, кто не отправился на войну, тоже смотрят на север, а если остались одно старики, пусть себе ползают неторопливо, как трутни. Но тебе некоторое время придется побыть настороже.

— За меня не беспокойся, — сказал Шарур. — Мы гордимся тем, что сами знаем, что нам делать. Богу для этого не надо постоянно гудеть нам в уши. Мы мужчины, а не дети.

— Вы для меня лишний фактор риска, — Хаббазу поморщился. — Я не отказываюсь рисковать, но предпочитаю, чтобы все зависело только от меня.

— А-а, — Шарур больше ничего не сказал.

Они шли к храму Энгибила. Ближе к концу улицы из глубокой тени дома неожиданно выступил довольно крупный мужчина. Он подошел, некоторое время присматривался к Шаруру и Хаббазу, а затем снова скрылся в тени. Шарур вздохнул