Шарур вежливо вернул оба поклона, вызвав у народа улыбки. С учетом планов Шарура и Хаббазу, торговец сомневался, что молитва дрессировщика будет услышана. Разумеется, вслух он об этом не сказал. Он изо всех сил старался даже не думать об этом.

Из храма выскочил очередной жрец на этот раз с заполошным воплем. Сердце Шарура упало, хотя внешне он оставался спокойным. Он даже удержал вздох облегчения, когда понял, что жрец жалуется на то, что еще пара жрецов схватилась друг с другом на площади.

— Позорище! — воскликнул Буршагга, потирая синяк под глазом. — Что мы позволяем себе перед горожанами?

— Уважаемый Илакаб, вы же сами говорили, что жрецы — такие же люди, как и все прочие, — не утерпел Шарур. — А прочие время от времени ссорятся. Так что ничего удивительного нет в том, что жрецы выясняют отношения между собой.

— Благодарю за понимание, сын главного торговца. — Буршагга низко поклонился ему. — И за твое терпение. Если бы все гибильцы были такими понятливыми, как ты! Тогда, наверное, и мы стали бы лучше. А так, посмотри, люди позволяют себе смеяться над жречеством.

— Жрецы — такие же люди, — повторил Шарур. — Над другими иногда тоже смеются. Чем жрецы лучше?

Теперь Буршагга уже и не подумал кланяться. Да что там! Вид у него был довольно кислый. Прямо как у молока трехдневной давности.

— Если люди смеются над нами, это умаляет силу бога, которому мы служим. А еще это оскорбляет власть лугала, назначившего нас на нашу ответственную должность.

Шарур отметил, что жрец упомянул бога первым, а потом уже вспомнил о лугале. Но Шарур-то знал, что Кимаш занимал в сознании Буршагги более высокое место, чем Энгибил. Однако он не возражал против умаления силы Энгибила. Скорее, наоборот.

Только сейчас ему больше всего хотелось увидеть Хаббазу. Если он развязал войну между городами, ухитрился отвлечь жрецов Энгибила щедрым развлечением только для того, чтобы позволить Хаббазу спокойно сбежать с чашкой к Энзуабу, ему будет очень стыдно. Вот тогда и над ним народ может потешаться.

— Когда придет время моих сыновей, — вздохнул Буршагга, — это уже не будет иметь значения. А для моих внуков это и вовсе станет далеким прошлым. К тому времени уже не будет старых дураков среди жрецов. Мои сыновья и внуки будут слушать то, что расскажет им мой призрак, они будут слушать и смеяться. И я, призрак, посмеюсь вместе с ними.

— Это ты сейчас говоришь, — сказал Шарур. — Посмотрим, что ты скажешь, когда станешь призраком. Захочется ли тебе смеяться тогда?

— Я такой же человек, как и все люди, — сказал пока не ставший призраком Буршагга и рассмеялся. — Вот стану призраком, тогда буду сердиться на живых, если они меня слушать не станут.

Улыбнулся и Шарур.

— Ты все-таки не совсем такой, как прочие люди, Буршагга. Ты честнее многих. Мыслишь яснее, видишь дальше, чем многие.

— Это верно. Вот сейчас я вижу сына торговца, который мне льстит, — сказал Буршагга. — Но это не все. Я действительно пытаюсь увидеть то, что есть, а не то, что мне хотелось бы видеть.

— Вот об этом я и говорю. — Шарур помахал одному из продавцов пива. Он заплатил за чашу и протянул ее Буршагге. — А сейчас ты видишь сына торговца, купившего тебе чашу пива.

— Не все так просто. Я вижу сына крупного купца, который проявляет должное и благочестивое уважение к жречеству. — Сверкнув глазами, Буршагга осушил чашу и промолвил: — Замечательно!

— Что именно? — поинтересовался Шарур. — Пиво или то, что сын крупного торговца проявляет должное и благочестивое уважение к жречеству?

— И то, и другое, — благодушно ответил Буршагга. Он кивнул продавцу пива. — Давай-ка теперь я угощу тебя пивом. А ты уж сам решай, что лучше.

Шарур выпил. Буршагга прав, хорошее пиво. Он и священник обменялись поклонами. Буршагга пошел соображать, под какой же чашкой парень с проворными пальцами прячет орех. Шарур с улыбкой подумал, что парень — не дурак, так что игра у Буршагги будет увлекательной.

Пожав плечами, Шарур взял себе еще пива. Если Буршагга не знал, что орех у парня может появиться в любом месте, то не Шаруру останавливать жреца. У каждого ремесла свои секреты. Пусть жрец поучится на собственном опыте и заплатит за науку.

Илакаб снова показался из дверей храма, и теперь горячо призывал народ отвлечься от легкомысленных занятий. Его слушали. Ему даже хлопали в ответ на самые яростные облечения. А жрец от этого распалялся еще больше. Ему и в голову не приходило, что он сам стал очередным развлечением.

После нескольких умеренно дорогих уроков Буршагга отказался от попыток обнаружить исчезающий орех. Теперь он подошел и тоже смотрел на Илакаб. Он молчал, но само его присутствие вдохновило набожного старого жреца на новые обличительные высоты риторики.

— Он говорит, как истинно верующий человек, — заметил кто-то по соседству с Шаруром. Шарур повернулся. Рядом с ним стоял Хаббазу.

— Удалось? — тихо спросил Шарур

Мастер-вор напустил на себя оскорбленный вид.

— А как же!

Глава 10

Шарур и Хаббазу покинули храмовую площадь. Они не торопились, но и не медлили, — просто пара мужчин, которые уже пресытились развлечениями, и теперь отправляются по своим делам.

— Ну и что нам теперь с ней делать? — спросил Хаббазу, не называя вожделенный предмет. — Нам ведь надо возвращаться на поле боя. Может, спрятать в доме твоего отца?

— Нет, брать с собой не стоит. — Шарур напряженно размышлял. — Там богу будет легче ее заметить. — Мелкие боги Кудурру сказали мне, что предмет трудно обнаружить, но я не уверен, что правильно их понял. И я понятия не имею, насколько это важно для Энгибила и сколько он готов приложить сил, чтобы найти эту штуку, если захочет.

— Тогда разумнее спрятать, — кивнул Хаббазу. — Идем к твоему отцу?

— У меня есть идея получше, — сказал Шарур. — В доме одного из кузнецов богу будет сложнее найти ее. Там сила металла не даст богу заглянуть куда не надо.

— Да, ты прав. — Хаббазу снова кивнул. — Я слышал, как Энзуаб говорил об этом.

— Энгибил