Шрифт:
Закладка:
Глаза Энимхурсага расширились, когда он узнал смертного, который привел его на эту войну.
— Ах ты лжец! — загрохотал Энимхурсаг, и его голос звоном отдался в ушах Шарура. — Ты — наглый обманщик! Ты гибилец! — По мнению бога, хуже оскорбления и придумать невозможно.
Впрочем, он собирался не только обвинять. Левой рукой, свободной от меча, он потянулся к Шаруру. Никакие стебли ячменя теперь не скрывали Шарура от гнева бога. Если бы Энимхурсаг сжал его в своем огромном кулаке, Шарура ждал бы такой же конец, как и несчастного торговца зуабийца, которого бог схватил тогда по ошибке.
Но в отличие от того торговца Шарур не спал беспомощным на своей циновке. У него в руках был отличный меч, и он был полон решимости воспользоваться им. Шарур взмахнул мечом и вонзил его в огромный палец, намеревавшийся подцепить его.
Клинок вошел глубоко. Шарур с трудом выдернул его и полоснул бога снова. Наверное, Энимхурсагу не стоило хватать отважного гибильца, проще было раздавить, но бог Имхурсага соображал уже не очень хорошо. Когда к двум предыдущим ранам добавилась третья, он взревел от боли, как бык, которого только что охолостили: в этом вопле смешались удивление, боль и недоумение: как такое могло произойти с ним, с богом?
Рядом с Шаруром на землю хлынул ихор. Животворная жидкость Энимхурсага не имела резкого металлического запаха человеческой крови; она пахла как воздух сразу после грозы, когда молния только что ударила в землю, запах, от которого пощипывало в носу, настолько он был силен. Если бы после битвы колдуны нашли место, где бог пролил свой ихор, и выкопали землю с его следами, они могли бы творить великие дела.
Впрочем, если это и будет, то будет потом. А сейчас Шарур размахивал мечом и орал на Энимхурсага:
— Пошел вон! Возвращайся в свою землю. Эта земля тебя не хочет! И не вздумай возвращаться!
Все гибильцы подхватили его крик:
— Убирайся! Эта земля не хочет тебя. И не смей возвращаться!
Энимхурсаг взвыл от ярости. Он-то ждал, что люди Гибила примут его как освободителя, будут благодарить за спасение от безумного Энгибила. А эти людишки не только не собирались благодарить его, они еще побеждали его и его народ, побеждали сами, даже не прибегая к помощи своего бога.
А Шарур испытывал гордость, ему было наплевать на унижение чужого бога. Но кое-что его все же беспокоило. Он же не хотел ничьей гибели, ему всего лишь надо было привлечь внимание Энгибила к северной границе земель, которыми правил Гибил. Он не придумал ничего лучшего, что отвлечь бога от его храма, чтобы помочь Хаббазу выкрасть чашку Алашкурри.
Только сейчас было не до сожалений, сейчас бой продолжался. Рядом с ним сражались другие гибильцы. Шаг за шагом они теснили имхурсагов. Чужой бог пришиб еще нескольких защитников Гибила, но и получил еще несколько ран. Всякий раз, когда бог собирался разделаться с очередным кузнецом, писцом или любым другим человеком из этого удивительного народа, он находил веские причины пожалеть об этом.
В голове Шарура мелькнула мысль: а не могут ли кузнецы и писцы также противостоять силе Энгибила? Впрочем, додумать он не успел, потому что в этот момент на поле боя возник сам Энгибил.
Он не принял облик исполина, как Энимхурсаг. Бог разве что раза в два превышал рост обыкновенного человека. Но его голос, как и голос Энимхурсага, слышали все.
— Возвращайся домой, — призвал он своего собрата-бога. — Нечего тебе здесь делать.
— Да какой ты бог! — взревел Энимхурсаг. — Не тебе мной командовать! Ты не можешь командовать даже своим народом. А раз тебя не слушают твои люди, с какой стати мне тебя слушать?
— Люди Гибила поступают так, как должны поступать, — ответил Энгибил. — Они гонят жадных захватчиков со своей земли. Они делают так, как хочу я. А если они делают так, все остальное меня не заботит.
— Ты сумасшедший, — сказал Энимхурсаг. — Ты позволил своим людям гулять так, как им вздумается. Скоро они сбегут от тебя.
— Куда они денутся, — беспечно отмахнулся Энгибил, хотя Шарур подумал, что в словах чужого бога есть некий смысл. — Мы с лугалом Кимашем прекрасно понимаем друг друга.
— Вот именно! — В голосе Энимхурсага слышалась ревность. — Он делает работу за тебя. А ты спишь. Вот и все ваше взаимопонимание. А так им от тебя никакого толку.
— Можешь меня дразнить. Можешь презирать. Можешь оскорблять. Да только это твой город едва живой, а мой процветает, — самодовольно сказал Энгибил.
— Ты и в самом деле спишь, а может, я говорю с призраком Энгибила, с призраком бога, умершего давным-давно, — усмехнулся Энимхурсаг. — Купцы из городов других земель Кудурру обходят Гибил десятой дорогой. Торговцы из земель за пределами Кудурру избегают Гибила. Боги Междуречья сторонятся Энгибила и его города. И ты еще говоришь, что твой город процветает!
— Да, мой город процветает, — решительно произнес Энгибил. — Мне ведомо то, о чем ты и не догадываешься, поэтому я говорю, что мой город процветает. И доказательство перед тобой: мои люди наступают, а твои отступают. Ты надулся, как свиной пузырь, но мои люди сумели причинить тебе вред. Смотри, ты истекаешь кровью.
Энимхурсаг недоуменно посмотрел на свою левую руку.
— Да, твои люди сумели ранить меня, — сказал бог. — Сумели потому, что не чувствуют моей силы, как должны чувствовать. У них завелись собственные силы, новомодные, безбожные силы, и они готовы противопоставить их моему величию, моей мощи.
Энгибил рассмеялся в лицо богу-сопернику.
— И что же это за мощь, что же это за величие, если обычные люди способны ранить тебя?
— Смейся сколько хочешь, — с горечью произнес Энимхурсаг. — Сегодня воины твоего города ранили меня. Смотри, как бы завтра они не ранили тебя!
Энгибил молча скрестил руки на груди. Насколько мог судить Шарур, бог не собирался силой противостоять Энимхурсагу. Вместо него богу имхурсагов ответил лугал Кимаш, громко призвавший: «Вперед, Гибил!»
— Вперед, Гибил! — подхватили гибильцы, и битва, приостановившаяся было на время спора богов, возобновилась.
Шарур схватился с имхурсагом, намного крупнее себя. Вот только с оружием
