результат». Оценивали, что «Россия получила значительные приобретения», а ущерб нанесен в большей степени ее престижу, и Милютин назвал условия трактата «значительным прогрессом» [24, c. 257]. Царь в конце концов согласился, что в реальной обстановке России удалось извлечь из своей победы все, на что можно было надеяться.

Но общественность встретила итоги конгресса негодованием. И патриоты, и славянофилы шумели о позоре, о чудовищном дипломатическом поражении. Призывали к разрыву трактата, фактически к войне. Клеймили «предателями» Германию и Австро-Венгрию. Хотя предателей можно было поискать и ближе. Мы не знаем, каким образом в государственном руководстве разбирались со «сверхсекретными» играми дипломатического ведомства. Горчаков остался на своем посту. Но чисто номинально. От дел его царь отстранил, отправил на лечение в милую ему Европу. Руководить МИДом назначил собственного ставленника Гирса [3, с. 232].

И в это же время миссия Столетова долго добиралась до Кабула. Афганские вожди, связанные с англичанами, не пропускали ее. Столетов все-таки достиг цели. С эмиром Шир-Али он встретился 26 июля. Однако генерал попал в весьма своеобразное положение. С одной стороны, выяснилось, что эмир и сам, без уговоров, настроился переориентироваться от англичан на русских. Он же видел разницу между своими соседями. Но, с другой стороны, Столетов в Кабуле получил известия о завершившемся Берлинском конгрессе. Конфронтация между Россией и Англией разрешилась мирными соглашениями, и теперь нельзя было их нарушать, давать новый повод для конфликта. Поэтому визит ограничился благожелательными беседами, устными заверениями, без всяких договоров.

Но… британцы миссию Столетова отслеживали, встречу с Шир-Али восприняли крайне тревожно. Предъявили эмиру ультиматум (в жесткой и грубой форме) – принять в Кабуле постоянное британское посольство, дать согласие следовать советам Лондона во внешней политике. И вообще открыть Афганистан для всех англичан: военных, торговцев, предпринимателей. При попытках Шир-Али оспорить некоторые пункты Дизраэли объявил войну. В ноябре 1878 г. в Афганистан двинулась заранее изготовившаяся 40-тысячная армия. Эмир к вторжению был не готов. Его войска потерпели несколько поражений. Шир-Али оставил управление страной сыну Якуб-хану и бежал в Россию. Однако до границы не доехал, убили.

Глава 27. Еще один фронт – внутренний

Подорванный поезд царской свиты в Замоскворечье

Революционеры добавили в пропаганду и Берлинский трактат – дескать, яркое свидетельство, что царь и его правительство не способны решать не только внутренние, но и внешнеполитические проблемы, не смогли защитить интересы России, братьев-славян. А 4 августа 1878 г. в центре Петербурга член руководства «Земли и воли» Степняк-Кравчинский подошел к начальнику III Отделения Мезенцову и нанес смертельный удар кинжалом. Прыгнул в поджидавшую его пролетку и умчался, после чего улизнул за границу.

Царь устроил Мезенцову очень пышные похороны. 8 августа в почетном карауле стояла лейб-гвардия, присутствовали сам император с наследником и высшими должностными лицами, дипломатический корпус. А сразу после похорон Александр II повез тех же должностных лиц в Зимний дворец на заседание Совета министров. Постановили террористов и оказавших вооруженное сопротивление предавать военному суду, участников сходок и беспорядков – ссылать в Восточную Сибирь, выделить для политических отдельные тюрьмы и каторжные колонии. Опубликовали призыв ко всему обществу помочь в борьбе с крамолой. Вместо Мезенцова Александр II назначил своего личного доверенного, генерала от инфантерии Дрентельна. Подал в отставку и министр внутренних дел Тимашев, был заменен статс-секретарем Маковым.

Через неделю царь с больной женой отправился в Ливадию и… чудом избежал очередного покушения. Ехали через Николаев, а там продолжалось расследование о прошлогодних беспорядках в Одесе, с перестрелкой у здания суда. За два дня до прибытия государя жандармы нагрянули с обыском к одному из подозреваемых и нашли части взрывного устройства. Хотя его предназначение против императора открылось только через год. Он проследовал в Крым, еще не зная об этом.

Кстати, в Германии после покушений на Вильгельма Бисмарк ввел «Закон о социалистах» – любые революционные партии, кружки, литература, разговоры запрещались под страхом тюремного заключения или (за чтение и хранение такой литератур) крупных штрафов. Выполняли закон жестко, местные смутьяны побежали в эмиграцию. Впрочем, можно отметить и другое. За играми на «экспорте революций» по-прежнему стояла Англия. А главной противницей она снова видела не Германию, а Россию – и персонально Александра II. Наша страна сумела возвратить былое величие и авторитет, продемонстрировала военное могущество, расширяла границы – и даже Берлинский конгресс усилиями всей Европы не смог свести на нет результаты ее побед.

Стоит ли удивляться, что убийца Мезенцова Степняк-Кравчинский получил убежище в Англии, и его не выдали. Хотя преступление он не скрывал, описал его в брошюре «Смерть за смерть» [108]. Но он женился на дочери богатого британского купца, друга Энгельса, сошелся с английскими социалистами и, по сути, продолжил дело Герцена. Писал и издавал книги «Подпольная Россия», «Россия под властью царей», «Русская грозовая туча». Его произведения не только пользовались успехом у зарубежной публики, но и поступали в нашу страну, стали настоящими «учебниками» революционеров. Для их поддержки Степняк-Кравчинский создал в Англии «Общество друзей русской свободы», начал издавать журнал «Свободная Россия».

А царское правительство разделилось на две партии. Наследник Александр Александрович и его сторонники стояли за непримиримую войну со смутьянами, ужесточение законов и охранительных мер. Другое крыло во главе с Милютиным и Валуевым доказывало, что главная причина нестабильности – «незавершенность» реформ. Надо углублять их, и все успокоится.

Хотя война-то уже шла. В Киеве вычислили организатора двух терактов Осинского. Брали на улице – он и его подруга Лешерн пытались отстреливаться. Там же, в Киеве, жандармам пришлось штурмовать конспиративную квартиру, где отбивалась вооруженная группа Брандтнера и Свириденко (между прочим, у всех перечисленных революционеров за плечами было уже по нескольку арестов, и всякий раз их освобождали). В Харькове генерал-губернатор Кропоткин возвращался из театра, и его застрелил боевик «Земли и воли» Гольденберг. В Москве убили полицейского агента Рейнштейна, раскрывшего одну из революционных структур. В Петербурге активист «Земли и воли» Мирский (два месяца назад выпущенный через адвокатов на поруки) верхом на коне догнал карету начальника III Отделения Дрентельна и дважды пальнул из револьвера в окно, но промахнулся.

Теракты взвинчивали в стране нервозную обстановку – а пользовались этим либералы. 1 апреля 1879 г. в Москве собрался нелегальный «общеземский» съезд – напомним: проводить объединенные мероприятия губернским земским структурам не дозволялось. Но делегаты, съехавшись без разрешений, как бы праздновать Пасху, провозгласили, что в России надо ввести конституционное правление. Постановили, чтобы подобные инициативы посыпались одновременно от разных губернских собраний. Хотя обнаглевшие земцы сразу поджали хвосты – на следующий день прозвучали выстрелы в Петербурге…

Царя вызвался убить вчерашний сельский учитель и агитатор Соловьев. Он должен