Шрифт:
Закладка:
— Пусть идёт, — бросил я. — Гринда, ты как? Идём, отвлечёшься. Йорф, тащи эту.
Хоть Садрина и успела наспех объяснить нам строение дворца, картина, которая открылась нашим взглядам, стоило выбраться наружу, стала для меня полной неожиданностью.
Мы оказались на просторной террасе, с которой открывался сумасшедший вид на горы и долину внизу. Ближе к краю двое воительниц в лиловом яростно отбивались от зависшего в воздухе дракона с лазурной всадницей. По левую руку виднелась ещё одна терраса; там сражалось сразу около дюжины пеших, да так, что искры и искажения от магических ударов мешали наблюдать за ходом боя. Задрав голову вверх, я увидел ещё десятки таких же открытых балкончиков, торчащих вразнобой из стеклянной наружной стены дворца и укреплённых мощными серебристыми балками. И почти на каждом вёлся бой: вторженцы не пускали хозяев в их же собственный дом.
Значит, лазурные действительно не ожидали нападения изнутри дворца. Но почему Курвиндина матушка их не предупредила, если знала? Ведь она же нас целенаправленно поджидала в засаде в комнате девочек-пленниц? Или план изначально был другим, и косоглазая должна была провести меня в ту комнату извне?
Оставалось надеяться, что задумка Садрины ещё в силе.
Я аккуратно положил голову на пол и вытянул руку в направлении дракона. Шикшни ринулись к всаднице, и несколько секунд спустя она уже летела в пропасть, освободив седло.
— Прекратить! — рявкнул я на лиловых, нацелившихся было на зависшего в воздухе дракона. — Отправляйтесь на подмогу остальным, дальше я сам.
Одна из воительниц собиралась было что-то возразить, но вторая ткнула её в бок и повела ладонью в мою сторону: ты чего мол, это же тот самый чудик. Окинув меня недоброжелательными взглядами, они ретировались, а я занялся драконом.
Этот зверь выглядел совсем иначе: помельче, шерсть чёрная, другой формы хвост, морда чуть длиннее. Но в глубине глаз угадывался тот же магический огонь, и в его природе сомневаться не приходилось.
— Иди сюда, красавец, — промурлыкал я, разжигая внутреннее пламя.
Дракон заинтересовался, грациозно взмахнул крыльями, перемещаясь поближе, вгляделся в меня и… резко взмыл в воздух, издав фирменный икающий звук.
— Чего это он? — открыл я рот.
— Другая порода, выведена здесь, на Скале, — мрачно сообщила Гринда. — Они обычно всю жизнь верны лишь одной хозяйке, и завоевать доверие такого кому-то ещё практически невозможно. А ты, заметь, только что скинул его хозяйку в пропасть.
— А заранее ты сказать не могла?
— Ой, брось. Как будто ты кого-нибудь слушаешь заранее. Помнишь, как я тебя предупреждала про огненную магию?
Я оглядел сражение. Зря только время потратил. Что же, найдём другой способ. Я развернулся к дверям…
— Руто, гляди! Возвращается!
Я обернулся. Чёрный зверь и правда пикировал вниз, ко мне. Я на всякий случай приготовился разворачивать экран — но дракон завис в воздухе в нескольких метрах от меня и повёл мордой, словно принюхиваясь. Я осторожно протянул к ней пальцы.
— Сразу говорю: новую руку тебе штихлис не отрастит, — сообщил Йорф за моим плечом.
Чудище сделало вид, будто тянется за лаской, но в последний миг разразилось икотой и взмыло вверх.
— Он издевается? — спросил я у пустоты, поднял голову и заорал: — Ну-ка лети сюда, скотина, поговорим! Спасибо, Гринда, — добавил я, когда кузина отбила прилетевший на мой крик чей-то удар.
Дракон в это время сделал круг над нашей террасой и снова ринулся вниз. Затормозил почти вплотную передо мной, заставив отступить, и всей своей тушей плюхнулся на балкон. Раздался оглушительный треск.
— Твою мать! — заорал я.
Сначала я ударил по товарищам, отбрасывая их как можно дальше от разлома. Потом, уже чувствуя невесомость, дернул себя с рушащегося балкона прямо в седло чёрного пройдохи.
— Доигрался, паразит? — рявкнул я, свешиваясь через край седла, чтобы посмотреть бессовестному зверю в глаза.
Тот удивлённо икнул и заложил вираж. Едва удержавшись, я с чувством шлёпнул ладонью по мохнатой шее и сосредоточился, подбирая подход к строптивой крови, текущей по гигантским жилам. Ощутил мысленную усмешку твари: мол, ну чего ты, кожаный, я же просто игрался, чтобы тебе не так скучно было.
Когда мы подлетели к обломанной террасе, мои друзья стояли на краю, в полном шоке вглядываясь вниз, мать Зутти хваталась за сердце, а Курвинда бочком ползла к выходу.
— Стоять! — гаркнул я на неё и велел ошарашенным товарищам: — Ну-ка, бросайте её мне. И вон ту штуку тоже.
Через минуту я уже набирал высоту с косоглазой поперёк седла и костлявой головой её мамаши в руке. Шикшни с экранами наготове суетились вокруг, пытаясь поспеть за скоростью чудища. Мы летели в самую гущу схватки, где, по моему чутью, находилась лазурная бабка.
Однако сражающиеся на балконах и за выбитыми стёклами в ближних помещениях дворца поначалу даже не обратили никакого внимания на ещё одного дракона, что парил на расстоянии неподалёку. Пришлось это внимание привлекать.
— Эй, госпожа императрица! — заорал я. — Покажите сюда своё императорское величество, не трусьте!
С крыльев моего зверя сорвалось несколько огненных снопов, эффектно расчертив свежий утренний воздух.
Противники обеих сторон один за другим останавливали бой, чтобы поглазеть на меня. Грохот магических ударов затих, вместо него поднялся взволнованный гомон. На один из балконов в сопровождении четырёх стражниц ступила женщина — вовсе не старуха. В возрасте, но моложавая и подтянутая, в длинном бирюзовом платье и белых кожаных доспехах. Сняла серебристый шлем — коса тёмных волос затрепыхалась на ветру.
Я размахнулся, но передумал — не готов был заниматься метанием такого ненадёжного снаряда в ветренную погоду. Вместо этого вручил ношу одному из шикшней — тот охотно и проворно доставил её по месту назначения и уронил под ноги императрице.
— Ещё одна у меня! — выкрикнул я, сажая Курвинду в седле перед собой и прижимая лезвие кинжала к её горлу. — Сдавайтесь, госпожа. Велите своим людям сложить оружие.
Курвинда тихонько хихикнула.
— Чего ты? — зашипел я на неё.
— Да ей пофиг, Руто.
— Что?..
Императрица молча подняла руку вверх — и опустила.
Тело пронзило болью. В глазах потемнело. Мир перевернулся и полетел куда-то к чертям.
Глава 74. Живой
Я очнулся от безумной, всепоглощающей боли и застонал.