Шрифт:
Закладка:
– Три…
Я убираю кинжал.
– …Мокрый куль выходишь ты!
– Нет, нет, нет! – вопит третий офицер.
Вместо того чтобы пырнуть его кинжалом, я приставляю костлявый палец к его лбу и толкаю. Он пытается сохранить равновесие, но я продолжаю давить, пока он не кувыркается за борт.
– Кэп, у нас мало времени, – говорит мне один из моих людей.
Я пристально смотрю ему в глаза.
– Ты что, не видишь? Я тороплюсь, как могу.
Он сглатывает и замолкает.
– Назови число, капитан, – снова говорю я, снова направляя на него дуло пистолета.
Нечетные цифры выпадут на него, четные на его брата – нетрудно сообразить, если ты еще способен хоть что-то соображать.
– У него дома семья! Он остался жив после…
– Эни-бени, буль-буль-буль… – снова завожу я. – А, к черту!
Я стреляю брату в колено.
Свинцовый шарик размером с фалангу большого пальца, разбивающий коленную чашечку, способен практически оторвать человеку ногу. Мне приходится ухватить брата за грудки, чтобы не дать ему свалиться с планширя.
– Мне надоела эта игра, – говорю я. – Последний шанс. Или я убиваю вас обоих и принимаю бой. А что, я люблю драться! Говори, где ключ, и вы останетесь живы.
– В моей каюте, над дверью, – говорит капитан.
Кто прячет вещи в таких тайниках? Если бы у меня было больше людей, я бы пристрелил одного из них за то, что так плохо искали.
Мой первый помощник уже бежит за ключом. Через секунду он снова появляется на палубе и бросается в трюм вместе с парой других человек – все как было намечено. Из них выйдет неплохая команда.
На все про все уйдет полминуты, не больше. Успеем.
– Теперь ты нас убьешь, так ведь? – горько спрашивает капитан.
Его брат почти без сознания. Я стаскиваю обоих обратно на палубу.
– Сказано же тебе, что нет. Моя мать была шлюхой, отец – люксиатом-отступником; уж кто-кто, а я умею держать слово!
На моем лице разверзается безумная ухмылка. Капитан бледнеет.
Я перевязываю ногу его брата тонкой веревкой, чтобы остановить кровотечение.
– Как тебе больше нравится, чтобы он жил калекой или умер по-быстрому?
Капитан сглатывает.
– Чтобы жил.
Я беру его саблю – необычную, ангарского образца, с утолщенным концом, расширяющимся так, что ее никаким образом не засунуть в ножны. Но мне доводилось убивать людей и более неудобными инструментами.
Взметнув клинок, я опускаю его на ногу капитанова брата, чуть выше колена и ниже завязанной веревки. Я худой и жилистый, но сильный и умею разогнать клинок до хорошей скорости. Сабля начисто отчекрыживает брату ногу.
Ну как начисто – кровища-то хлещет, конечно. От самодельного турникета проку не так уж много. Брат орет и дергает оставшейся ногой. У капитана такой вид, будто он вот-вот сблюет. Я отшвыриваю саблю и проверяю, насколько продвинулись шлюпки.
Люди в шлюпках уже сообразили, что дело нечисто; они слышали мой выстрел и теперь гребут с воодушевлением. Если мы и уйдем от них, то из-под самого носа.
Я переворачиваю одноногого и сыплю черный порох на его кровоточащий обрубок. Он подвывает, слабо трепыхаясь. Только с третьего раза мне удается высечь искру так, чтобы она подожгла порох. Наконец он вспыхивает, прижигая обрубок и наполняя воздух дымом и запахом жареной свинины – странное дело, но жареная человечина пахнет почти так же аппетитно.
Одноногий отключается на полу. Капитан смотрит на меня так, словно вообще не понимает, из какой дыры меня вынесло.
– Привяжите их к бочонкам, – командую я тем из моих людей, кто оказался рядом. – Да к пустым, идиоты!
Они повинуются – как раз в тот момент, когда с каждого борта с грохотом высовываются по пятьдесят весел. В три ряда. Больше весел в воде – больше скорость. Я вспрыгиваю на корму – штурвала на этом судне нет, к сожалению, только обычный румпель. Ну что ж, грабителям выбирать не приходится.
Капитан Буршвардт по-прежнему не сводит с меня глаз. Его трясет – только теперь не от страха, а от гнева.
– Старые боги возрождаются! – говорит он. – Все здесь уже начало умирать, пират. Врата Вечной ночи откроются, и мы обрушимся на вас, словно стервятники Казак-дуна! Мы не останемся в изгнании навечно, вор! Белая Мгла расступится перед нами. Наше время…
Я бью его по лицу. Делаю знак своим людям.
– Мот уже возрождается, пират! – вопит он, обливаясь кровью. – Неужели ты не чувствуешь? Мы явились, чтобы провозгласить его прибытие! Ваши дни сочтены!
Мот? В смысле синий бог? Нет уж, спасибо, у меня есть моя синяя богиня, и мне ее вполне достаточно.
Мои люди швыряют капитана и его брата за борт. Те с громким плеском падают в воду и тут же всплывают на поверхность благодаря плавучести бочонков. Бочонки, впрочем, норовят повернуться так, что они снова оказываются под водой. Им приходится бороться, чтобы дышать, – как и всем нам, каждый день.
Ангарцы в шлюпках что-то орут. Весла галеры погружаются в воду, делают медленный гребок.
– Это ваш капитан и его брат! – кричу я. – Спасайте их, если хотите! Или пускай тонут, мне все равно!
Предоставив людям в шлюпках выбор: спасать своего капитана или преследовать нас, я выигрываю для нас еще несколько секунд, пока они колеблются. Я вижу, как над бортом шлюпки возникает несколько мушкетных стволов, и пригибаюсь.
Грохот залпа. Азура! Как же я люблю этот звук! Паре человек даже удается выбить щепки из планширя. Отличные стрелки. Жаль, что они не в моей команде.
Первая шлюпка поворачивает к капитану, вторая отправляется вслед за нами.
– Друз! К рулю! – командую я.
Он берет руль, а я прыгаю на планширь и салютую гребущим за нами морякам.
– Доброго дня вам, парни! – кричу я. – Да будет вам известно, что вас обставил не кто иной, как капитан Пушкарь! Нет стыда в том, чтобы проигрывать лучшим! Вы еще расскажете об этом дне своим внукам – если останетесь живы! Так что лучше поворачивайте обратно. Ибо я – капитан Пушкарь, убийца акул и морских демонов, и, если желаете, могу прибавить вас к списку!
У меня наготове самодельная гренада, но я бы предпочел оставить ее в покое. Фитилем для нее служит тряпка, в которую я втер чуток черного пороха, а сам корпус – наполненная порохом бутыль с деревянной пробкой, накрепко вбитой в горловину. Такой снаряд запросто может взорваться у меня в руке или не взорваться вовсе.
Надо бы мне раздобыть себе цветомага. Правда, от магии я начинаю нервничать, словно отданная в наложницы девственница, но порой даже Пушкарю не удается самому добиться желаемого. Что поделаешь, в один день масло льется тебе в глотку, а в другой приходится смазывать им дырку в заднице.
Люди в шлюпке проклинают меня на все лады. Они уже разрядили свои мушкеты, но пара человек бросает весла, чтобы перезарядиться. Отлично. Чем меньше гребцов, тем меньше скорость. Я смеюсь над ними, и еще один перестает грести. Они принимаются ругаться, вопить друг на друга, требовать, чтобы другие гребли быстрее, клясться, что прикончат меня.
Рабы на нашей галере делают еще один гребок огромными веслами, потом еще один и еще. Этого достаточно. Мы набираем скорость. Я снимаю с головы
