Шрифт:
Закладка:
– Прекрати!
Она снова заносит руку.
– Заставь меня прекратить.
Доктор Финч сжимает ее запястье, затем крепко хватает обе ее руки. Беа выгибает спину и высвобождается.
– Погоди. Пожалуйста, не…
Беа поворачивается и всем телом прижимается к столу.
– О боже. – Он стискивает ее ягодицы и снова входит в нее. – О боже.
– Ударь меня по лицу, – шепчет девушка. – Дай мне сдачи.
– Что? Нет.
– Давай! – резко бросает она. Он колеблется. – Ну же, давай, ты, тряпка…
Пощечина обжигает ее кожу, затуманивает зрение. Беа прикусывает губу и всасывает в себя кровь.
– Еще! Otra vez[67]. – Она прикусывает губу еще сильнее и ощущает на языке вкус крови. – Еще!
– О боже, боже…
– Еще!
Но он содрогается и останавливается, уронив лицо на ее лопатку и обдавая ее кожу горячим частым дыханием. Беа высвобождается и снова поворачивается к нему лицом.
– Погоди, – говорит он. – Куда ты? Разве тебе не хочется?..
– Нет. – Она отходит от него, опускает юбку и подбирает с ковра джемпер. – Больше это не повторится.
– Да брось ты. – Обмякший пенис доктора Финча все еще виднеется из брюк. – Не станешь же ты утверждать, что это не был потрясный секс.
– Застегни ширинку.
Он смотрит вниз.
– Черт возьми, через десять минут я снова буду готов, и в следующий раз у меня получится лучше.
Не удостоив его вниманием, Беа идет прочь. По ее бедру течет сперма. Ей надо принять душ, немедля. Надо поскорее смыть с себя все его следы. Она надевает пальто, сапоги, подбирает с пола свою сумку.
– Подожди.
Беа смотрит на его руку на двери и хмурится – как же он сумел так быстро и бесшумно пересечь свой кабинет?
– Прочь.
Он улыбается.
– Ты не можешь вот так трахнуть меня, а потом заявить, что это не повторится.
Беа вцепляется в его запястье. Он в два раза крупнее ее, но ярость удваивает ее силу. Она думает о Вэли – сможет ли она когда-нибудь перестать думать о нем? Если она могла сотворить такое с мужчиной, который был ни в чем не виноват и которого она любила, то что же она может сделать с тем, кто ей даже не нравится?
– Я могу делать что хочу, – огрызается она. – А теперь прочь с дороги.
Голди
Он сделал это. Я знала, что он это сделает. Мой гнусный отчим спустил мое можжевеловое деревце в унитаз. Вернее, попытался. Дебил. Он мог бы изрезать его на куски, даже сжечь его, но этот идиот решил, что самым действенным способом убить его будет утопление. Наверное, мне надо радоваться его глупости. Он был полон зависти, потому что сам не способен на созидание. Он не умел готовить, не умел рисовать, не умел ухаживать за растениями. Отчим никогда ничего не создавал, только разрушал, как мало-помалу разрушал меня каждую ночь. Я чувствовала его руки на своем теле и внутри себя, даже когда он не мог ко мне прикоснуться. И чувствовала на себе его взгляд, даже когда его не было рядом.
Однажды утром я обнаружила мое можжевеловое деревце в воде унитаза – оно было выдернуто из керамического горшка, его корни были обнажены, хвоя оборвана. Я вытащила его из воды и заплакала. Прежде мне никогда не доводилось держать в руках что-то мертвое, даже насекомое. И сейчас мне было странно не чувствовать в своих руках жизнь. Я заперла дверь уборной, села на край ванны и долго держала мой можжевельник в ладонях.
Я держала его, и мало-помалу мои руки становились теплее. Я сомкнула их вокруг моего деревца, грея его. Не знаю, сколько времени просидела вот так, но через какое-то время я почувствовала что-то вроде легкого толчка. Как будто его умолкшее сердце забилось опять. Или же это невозможно? После моих визитов в Навечье мое представление о возможном и невозможном полностью изменилось.
Я отняла руки и посмотрела на деревце. Оно выглядело все так же, лишенное хвои и, как казалось на первый взгляд, жизни. Но у меня было такое чувство, словно оно судорожно глотает воздух, всплыв на поверхность из глубин.
Оно тянулось к жизни, и я помогла ему. Я коснулась каждой его веточки, каждого корешка, шептала ему, выдыхая углекислый газ, чтобы снова придать ему сил. В конце концов, я встала и пошла искать новый горшок, чтобы посадить его опять. В кухне под мойкой нашла контейнер из-под маргарина, в который капала вода из протекающей трубы. Я отнесла мое деревце в ближайший парк, накопала земли и укрыла ею его корни.
Три дня спустя на нем вновь появилась яркая зелень.
А еще через два дня кухню затопило. Ма была вне себя.
Лиана
В последнее время Лиана то и дело спорила со своей матерью. Из-за пустяков. Ана сказала, что она уже достаточно большая и может ходить в школу одна, а Изиса ответила, что разрешит ей делать это, только когда ей будет тринадцать лет. Лиана хотела бросить занятия балетом и начать заниматься кикбоксингом, но мать отказалась платить за эти уроки. Девочка отказывалась брать свою мать за руку, когда они переходили дорогу, и Изиса стискивала ее запястье так, что на нем оставались следы. На прошлой неделе Лиана потребовала, чтобы на двери ее спальни установили замок, однако мама заявила, что замок может быть только на двери ванной.
Однажды вечером Ана, которой осточертело болезненное выпрямление ее волос, заперлась в ванной и кухонными ножницами остригла свою шевелюру, пока вся она не оказалась на плиточном полу, похожая на мертвых змей. Лиана вспомнила мифы про Медузу Горгону и Самсона, которые им рассказывали в школе, и на минуту пожалела о том, что сделала. Не лишила ли она себя силы? Увидев себя в зеркале, она сразу выбросила из головы всякие сожаления. Ее курчавые волосы были местами обрезаны под корень и выглядели как газон, который подстригал пьяный. Ее мать наверняка убьет ее за это, но сейчас ей в кои-то веки было все равно. Она выглядела великолепно.
Для верности Лиана взяла из шкафчика пузырек выпрямителя для волос и вылила его в раковину, с улыбкой наблюдая, как жгучая белая масса исчезает в сливном отверстии. Да, ей придется за это заплатить, но дело того стоит.
Беа
– Твои волосы – просто пипец, – сказала Беа. – У твоей мама наверняка случился удар.
Лиана вышла на поляну, смущенно поглаживая свои неровно постриженные волосы.
– Мама надавала бы мне та-аких пощечин. – Беа ухмыльнулась с таким видом, словно только об этом и мечтала. – Она подожгла бы наш гребаный дом. – Мы все были шокированы, и, глядя на нас, сестра рассмеялась. – Какие же вы нежные. Надо будет вас закалить. – Она посмотрела на каждую из нас. – Пока не поздно.
