В качестве утешения я отдал ему два батончика «КитКат» из обеда, который собрала мне в школу мама, и неприятный инцидент был исчерпан.

Мама всегда давала мне с собой потрясающие перекусы: она знала, что я люблю шоколад и сэндвичи с арахисовым маслом. Бедняга Хоббит вынужден был давиться всякой гадостью, вроде яблок, сельдерея, сыра и кусочков пресной курицы.

Вскоре мама узнала, что папа гуляет, или как там это раньше называли, и все изменилось.

– Мы сами с тобой виноваты, Здоровяк, – объяснила она. – Внешность у нас подкачала, вот мы и не смогли удержать внимание и интерес твоего отца. Все должно измениться.

Так и случилось.

Сперва мама таскала меня к источнику Святой Анны, где обсуждала сложившееся положение дел со статуей.

Потом начала собирать мне в школу ужасные обеды, даже менее съедобные, чем те, что давали Хоббиту. По утрам я теперь был вынужден пробегать четыре автобусные остановки, прежде чем сесть на автобус. После школы мы с мамой отправлялись в спортивный клуб. Он был очень дорогим, поэтому нам обоим приходилось там подрабатывать, чтобы иметь доступ к тренажерам. Она пару часов заменяла администратора, а я собирал использованные полотенца.

Мне там даже нравилось; нравилось разговаривать с посетителями: они делились своими историями, рассказывали, почему туда записались. Там был парень, который надеялся цеплять в клубе цыпочек, но пока ни с одной еще не познакомился. Был мужчина, у которого пошаливало сердце; была женщина, которая хотела отлично выглядеть на свадьбе; была певица, которая, увидев свой клип, решила, что у нее задница размером с дом, и, в общем-то, решила небезосновательно.

Так как меня искренне интересовали истории клиентов, они рассказывали о себе все больше; руководству клуба дали понять, что я ценный сотрудник. Тогда мне удлинили смену, хотя как несовершеннолетнего вообще не должны были брать на работу. Денег мне не платили, опасались проблем с законом, зато дарили хорошие вещи – например, новый школьный пиджак прямо из магазина или фотоаппарат, – так что я был всем доволен.

Мама сильно похудела, и отец, по-видимому, бросил гулять. Он говорил, что никогда нельзя недооценивать могущество святой Анны и правильного питания. Дома все наладилось.

В школе дела тоже шли хорошо, потому что я обзавелся подтянутой фигурой. И когда мы в тринадцать лет впервые пошли на дискотеку, Хоббит сказал, что на меня там облизывалось большинство девчонок. Это стало отличной новостью для меня и не такой отличной для Хоббита.

Ни я, ни Хоббит не знали, какую профессию выбрать, где искать работу и все такое прочее. Мой отец руководил отделом сбыта электротехнических изделий, и я был стопроцентно уверен, что по его стопам идти не хочу. Родители Хоббита владели магазинчиком на углу, и он ненавидел одну только мысль о том, чтобы там работать. Моей маме дали в спортивном клубе полную ставку. Она прошла обучение и стала инструктором по аэробике. Но ничего из этого не облегчало наши с Хоббитом муки выбора. Даже мисс Кинг, консультант по профессиональной ориентации, которая приходила в школу, затруднялась нам что-либо посоветовать.

Она заметила, что раз мне нравится общаться с людьми, это обязательно следует учесть. Я ей прямо сказал, что социальным работником быть не хочу. Занятие вообще не по мне. Она ответила, что вовсе не это имела в виду. Преподавание тоже не годилось. Я о нем и думать не мог. Она сочувственно кивала. Приятная была женщина эта мисс Кинг.

– Кто у нас много общается и поднимает людям настроение?

– Жиголо? – предположил я.

Хотелось похвастать перед Хоббитом, что я это сказал.

– Ну да, что-то вроде того. В таком направлении и будем думать, – согласилась она.

Хоббиту я так и не похвастался. А тот немало удивил, сказав, что мы можем пойти в парикмахеры. В колледже на этой специальности учится куча девчонок, а потом в салоне мы будем целыми днями гладить женщин по волосам и не только.

– В парикмахеры? – поразился я.

– Ну, нужно же нам чем-то заниматься, – резонно заметил Хоббит.

Никому, кроме нас с Хоббитом, идея не понравилась. Моя мама посетовала, что я мог бы выбрать занятие поинтеллектуальнее, а папа заявил, что настоящие мужики в парикмахеры не идут. Родители Хоббита пожаловались, что им стыдно будет смотреть в глаза покупателям.

В конечном счете все оказалось не так плохо. Хоббит устроился в элитный салон, где получил имя Мерлин.

Мерлин!

Мне нужно было держать это в голове, когда я заходил к нему или просил позвать к телефону.

Я же устроился в семейную парикмахерскую «Миледи» в пригороде Россмора. Мне понравился ее владелец, мистер Диксон. Мы все звали его «мистер Диксон», даже те, кто проработал здесь по двадцать лет.

Типичными клиентками этого заведения были дамы среднего возраста и среднего класса: раз в неделю мытье волос и сушка феном, раз в полтора месяца стрижка, которую дамы, нервничая, называли «подравниванием кончиков», дважды в год окраска в сдержанные оттенки. Никаких новшеств, экспериментов или возможностей показать умение работать в разных стилях. Зато клиентки были по большей части приятными в общении женщинами, которым просто хотелось хорошо выглядеть.

Они рассматривали себя в зеркале расширенными от беспокойства глазами. Каждая прическа была своего рода мечтой. Мечтой, связанной с праздничным ужином, посещением ледового шоу или встречей с бывшими одноклассницами. Многим из этих женщин отчаянно недоставало уверенности в себе, поэтому они постоянно отказывались попробовать что-нибудь новое. Иногда я замечал, что, покидая нашу парикмахерскую, они не всегда лучше выглядели, но определенно лучше себя чувствовали. Шагали увереннее и целеустремленнее, улыбались кончиками губ, ловя в витринах свое отражение вместо того, чтобы прошмыгнуть мимо, как делали это, направляясь к нам.

С моей мамой произошло нечто похожее.

Когда она сбросила в спортклубе первые несколько килограммов, ее внешность поменялась не так уж разительно. У нее просто прибавилось уверенности, вот и все. Такой она нравилась себе больше, поэтому уже не пилила отца за то, что он поздно пришел, и не обвиняла его в равнодушии. Мама стала приятнее в общении, в ответ на это папа смягчился. Все просто.

Именно так чувствовали себя женщины, посетившие парикмахерскую.

Кажется, я пришелся клиенткам по душе. Они оставляли щедрые чаевые, говорили, что им нравится прозвище Здоровяк. Интересовались моей семьей, тем, как я провожу праздники, есть ли у меня девушка. Добрая половина клиенток считала, что мне пора остепениться, а другая – что всему свое время. Некоторые говорили, что не повредит наведаться к источнику Святой Анны, она всегда поможет в сердечных делах.

Я никуда