– Не просто поцелуй. Любовь, Эм. – Я понимаю, что именно чувствую по этому поводу. Но его слова имеют смысл. Не его любовь ко мне. Даже не моя любовь к нему. А наша любовь. Взаимная. – Любовь – это сильная магия, – объясняет он. – Разве это архаично? Или это просто фундаментальная основа жизни?

– М-м-м, – единственное, что я могу произнести. Руки и ноги у меня ослабли, а губы едва шевелятся. Иначе я бы поспорила с некоторыми его доводами.

У меня наготове критические замечания и нотации. Но он берет меня за руки, прижимает к себе, и я тут же обо всем забываю.

– Тебе нужно лечь в постель.

– Я все помню. Абсолютно все. И мне нужно так много сделать…

Но я не заканчиваю это предложение, а забываюсь спокойным сном без сновидений. И просыпаюсь уже… настоящей собой.

24

Наконец-то. Я стала собой. Я лежу в постели Джейкоба, как следует отдохнувшая, но… в голове еще не совсем прояснилось. Я снова одна. На этот раз нет никакой записки. Лишь вмятина на подушке, которая указывает на то, что Джейкоб ночью спал рядом.

Я сажусь на постели и слегка хмурюсь. За окном восходит солнце и небо бушует розовыми и оранжевыми красками. Река слегка покрыта рябью, и в ней отражается разноцветное небо. Я сижу в постели Джейкоба, смотрю то на поток, то на прилив и отлив у берега, на то место, где река сливается с двумя другими реками. Миссисипи; Миссури. Иллинойс. Я смотрю на место слияния, темное, покрытое рябью, искрящееся силой. Но вдруг понимаю, что… здесь что-то не так. Разве не об этом говорил Джейкоб? Это место дисбаланса. Он не явный и не очевидный – просто ощущение. И очень отчетливое.

У меня по коже бегут мурашки. Я обязана верить, что после ритуала все придет в норму. Возможно, все явления взаимосвязаны. И Скип с его черной магией тоже. Ведь ритуал призван победить черную магию. Я вспоминаю все определения, что дают в книгах для Воина Слияния, которым я стала… Что, если именно Скип вызвал происходящее? И если мы остановим наводнение и победим черную магию, возможно, мы победим и Скипа тоже?

Скип. Я осматриваю свои руки. Все, что как я думала, происходило случайно, все те ситуации, в которых я ненароком унижала его… Теперь я спрашиваю себя: а что, если во мне всегда дремала сила? И это она заставляла его оступаться. Он снова и снова оказывался униженным. Потому что я действительно хотела его унизить, несмотря на то, что в те дни у меня не было магической силы, благодаря которой мне достаточно было бы просто щелкнуть пальцами.

Неужели он поэтому меня ненавидит? Даже не зная о наличии у меня силы, я все равно могла ею воспользоваться против него.

«Надеюсь, – посмеиваюсь я. – Очень надеюсь».

Я спускаюсь на кухню. Тут пусто – ни завтрака на столе, ни Джейкоба. Какое разочарование. Но, напевая себе под нос, я шарю по шкафчикам в поисках кофе. И блинчиков. Я уже собралась сдаться и наколдовать себе чашку кофе, как услышала, что входная дверь открывается.

– Наконец-то! – восклицаю я и радостно спешу навстречу Джейкобу.

– Прости, я должен был вернуться в постель к тому моменту, как ты проснешься.

Джейкоб смотрит на меня. Я в его майке с логотипом Рождественской международной ярмарки в Сант-Киприане 2019 года. Я вытащила ее из комода в его спальне, один из ящиков которого весь набит промомайками, сделанными к фестивалям. Оказывается, Джейкоб скрывал, насколько он сентиментален, и вот теперь на мне надето доказательство. Он лишь поднимает бровь:

– Мило.

– Спасибо. – Я радостно разглаживаю ткань ладонью. – На ферме что-то срочное?

Наверняка так бывает. И скорее всего что-то с коровой. У фермеров вечные заботы с коровами, о которых они бубнят денно и нощно, словно эти животные – отбившиеся от рук дети, постоянно разбивающие коленки и наживающие синяки и ссадины.

Он смущенно откашливается, и я вдруг замечаю, какой серый у него цвет лица. Наверняка он кого-то только что лечил. Словно врач. Его вызывают, и ему приходится ехать.

– Я был в доме твоих дяди и тети. – Он очень осторожно подбирает слова с такой тяжестью в голосе, что у меня сердце в груди переворачивается, но прежде чем я успеваю спросить, он торопливо продолжает: – Твоя тетя в порядке. Утром ей было очень больно. Я сделал все что мог.

Я подхожу к нем и беру его за руку.

– Ты измучен. Садись.

Я легонько подталкиваю его в большое кресло у камина. Сегодня прохладно – я щелкаю пальцами, и загорается огонь. Всего мгновение – одно лишь мгновение – я позволяю себе насладиться своей работой. А потом снова смотрю на него.

– Тебе нужен этот чай, который вы с Элоуин все время навязываете другим. Он есть на кухне?

Я делаю шаг в сторону кухни, но он тянется ко мне и берет меня за руку. И ничего не говорит. Ничего не делает. Просто держит меня за руку.

Не знаю, но почему-то у меня ком застревает в горле, и я… хочу облегчить его состояние. Снять груз с его плеч. Избавить от усталости. От этой тоски, которая означает, что он не справился.

Я сажусь к нему на колени и кладу голову ему на плечо. Я чувствую всю ту эмоциональною тяжесть, которая навалилась на него этим утром. Он буквально ее источает. И я понимаю, как часто он скрывает подобные чувства от посторонних глаз. Потому что он такой. Но сегодня утром у него не получается ее скрыть. Он слишком вымотан.

Я думаю о своей собственной магии. О словах, которые говорила мне бабушка, когда я была чем-то взволнована, – ведь теперь я помню все. И то, чему она пыталась меня научить, чему меня пытался научить Джейкоб, когда я думала, что могу быть Целителем. Я помню все.

Я кладу ладонь ему на лоб и шепчу бабушкины слова, что действуют как бальзам, и я не могу снять его усталость, но могу почувствовать, как он расслабляется и погружается чуть глубже в кресло. Он подносит мою руку к губам и целует ладонь.

– Я всегда знал, что где-то внутри тебя прячется Целитель. – Он вздыхает. – Ты помнишь, что я говорил о Целителях? О том, почему я не поднимал эту тему в старшей школе?

– Теперь я помню абсолютно все, Джейкоб.

Я возвращаюсь в памяти к тому разговору.